— Эта фотография была снята пару лет назад…
Ее голос звучал все тише, фотография расплывалась перед моими глазами. Эти люди меня не интересовали. У меня с ними не было ничего общего. Мне отчаянно хотелось быть вместе с другими родственниками, из прошлого.
Обрывки разговора бабушки с Элси проникали в мое подсознание. Говорили что-то о коттедже у Ирландского моря, об отливе, на много миль обнажавшем сушу, о причале с ресторанами и танцевальными площадками, иллюминации ночью.
Я посмотрела на бабушку, затем на тетю Элси. Как же вынести целый день с ними? Как я смогу покинуть этот дом и проделать пятьдесят с лишним миль до западного побережья, встречаться с незнакомыми людьми, болтать, есть вместе с ними и притворяться, что мне весело?
— Кстати, мама, я тебе кое-что привезла. Большой кусок рыбы с рынка, немного картошки для чипсов и капусту. Сегодня я не смогла найти горячих булочек. Извини. Да, я ничего не забыла? Черт возьми! — Элси хлопнула по своей мясистой щеке. — Чуть не запамятовала. Сегодня утром звонила наша Рут.
Я обернулась к Элси.
— Моя мама?
— Да. Совершенно неожиданно. Она звонила рано, в Лос-Анджелесе, наверно, было часов десять. Сказала, что у нее нога хорошо заживает. Хотела знать, как дела у Андреа, и…
— И?.. — спросила бабушка.
— Ну, вроде как хотела узнать, когда Андреа собирается вернуться домой.
— Домой? — едва слышно переспросила я.
— Еще рано, — бабушка живо вступила в разговор. — Она ведь и с половиной семьи не встретилась, правда? И даже нельзя сказать, что Роберт видел ее. А теперь она чувствует себя плохо. А тут еще из-за дождя мы не сможем поехать к Альберту. — Она повернулась ко мне. — Что ты думаешь, дорогая?
Я покачала головой.
— Бабушка, мне еще рано уезжать…
— Конечно, рано, — согласилась она ласково. — Да как же ты уедешь после того, как проделала восемь тысяч миль и пробыла у меня всего лишь одну неделю? Тебе надо как следует все осмотреть, дом, куда тебя привезли после рождения и где ты жила целых два года. Правда? Ты вряд ли можешь сказать, что как следует видела своего дедушку, ведь так? Ты должна провести у него больше времени. Будь умницей.
В комнате вдруг стало жарко. Я чувствовала, как воздух давит на меня, смыкаются стены, будто вот-вот рухнут. Когда я летела над Северным полюсом на аэробусе «Бритиш Эйрвейс», я думала лишь о том, как поскорее вернуться домой. В первые два дня в этом ужасно холодном доме я все время с нетерпением думала о том дне, когда вернусь в Лос-Анджелес. Однако сейчас… все изменилось. У меня пропало настроение уезжать. Я не могла уехать.
— Что ты сказала маме?
— Я сказала, что нам предстоит навестить нашего Альберта, чтобы ты могла увидеться со своими кузенами. Знаешь, ей тоже этого хотелось. Я рассказала ей о состоянии дедушки, о том, что он, когда просыпается, принимает тебя за твою мать. Но медсестра говорит, что он скоро придет в сознание, ведь с ним такое часто бывает, хотя и поздно вечером, а когда он будет все понимать, ты сможешь как следует поговорить с ним. Знаешь, Андреа, он раньше любил качать тебя на колене. Но ты вряд ли помнишь это…
Мои мысли ушли в другую сторону. Какая ирония судьбы, если подумать, что сын Виктора качал меня на колене!
— Дорогая, лучше поедем, — сказал дядя Эд, вставая и потягиваясь. — Боюсь, что сегодня о больнице и думать нечего. Нашу маленькую машину смоет в море. Нам повезет, если успеем добраться домой.
— Ты прав. Я передала твоей маме привет от тебя, Андреа, и рассказала, как здорово ты здесь проводишь время. — Элси стала одеваться. — Мама, держись поближе к обогревателю. Андреа закроет дверь за нами, правда?
Я проводила тетю и дядю до выхода. Тетя остановилась, прежде чем открыть дверь. Взглянув поверх моего плеча и убедившись, что бабушка не услышит, тетя Элси шепнула мне:
— Во всем виноват этот чертов дом, правда?
У меня сердце подскочило.
— Что?
— Здесь ужасный холод. Ведь в Калифорнии у тебя не было такого крохотного обогревателя. Тебе ведь ночью не удается поспать, правда? Смотри, какая ты бледная. Послушай, почему бы тебе остальное время не погостить у нас?
