* * *
Таня увидела Джокера. Он сидел на краешке дивана и нежно гладил ее по руке. Она смотрела на него и понимала, что если уснет, ей, пожалуй, приснится продолжение.
- Ну и что ты тут забыл? Чего ты хочешь?
- Вау! - Возмутился Джокер, - А как ты думаешь?
- Это подло. Мне из-за тебя снились всякие гадости.
- Эротические, надеюсь?
- Садомазохические. Я была в аду.
- В своем или чужом?
Этот вопрос заставил Таню серьезно задуматься. Она легла на спину. Законный супруг просунул руку под одеяло и принялся делать ей массаж. Это ее сперва возбудило, но потом успокоило. Она уснула сном праведницы и, конечно, увидела продолжение...
Глава 8. В БОЛЬНИЦЕ
Пельмень, между тем, полеживал в больнице и прекрасно себя чувствовал. Осколок вражеского зуба хранился у него в спичечной коробке среди нескольких замусоленных спичек. Нога болела, наполняя гордостью. В тумбочке еще оставалось много всяческих вкусностей, которые не смогли съесть в один заход ни он, ни соседи по палате. Кроме того, им приносили вино.
О Татьяне он думал с тихой мстительной радостью, представляя себе, как она нервничает и клянет себя и беспокоится. И это было очень для него характерно, потому что свое самоедство он имел склонность переносить на окружающих. Вроде бы недостаток, но какой выразительный!
Кстати, выползшая непонятно из каких глубин страсть к Татьяне очень мешала ему и спутывала многие планы, которые у него, человека целеустремленного, были. Но из-за той же целеустремленности он не мог бы позволить себе такой роскоши, как отказаться от борьбы. Он собирался жениться на Наташе Раздобурдиной, невесте очень выгодной, но не для того, чтобы сесть на шею, а из убеждения, что это достойная пара. Как и всякий истинный романтик, Пельмень себя таковым не считал и сильно обольщался насчет своего здравомыслия и цинизма.
Находясь в том возрасте, когда так нравится выражение: "Жизнь - бардак, бабы - ..., солнце - ...., а счастье - в труде", он утверждал, что в любовь не верит. За последние несколько лет он дважды испытывал сильное болезненное чувство по отношению к женщине, но всегда находил, что себе соврать. И я думаю, для него психологически было бы легче жить с женщиной, которую он презирает и которая не слишком обожает его. Но помечтать иногда о том, как было бы славно выставить Джокера и занять его место, он себе разрешал. Эти мечты размещались в нем, обживали все внутренности от пяток до кишечника, потом размножались и ударяли в голову. Тогда он становился невыносим, хотя именно это состояние пыталась в нем вызвать Татьяна Дмитриевна своими капризами.
Вечером он даже позволил себе сходить позвонить. Обзвонил всех, кого знал (так как выпил), но свербила Таня. Не мог он понять, как это можно весь вечер трепаться, когда любимый мужчина попал в беду. Если бы он оказался полным неврастеником и в бреду нафантазировал, что у нее ночует Джокер, который тихонечко, двумя босыми пальцами ноги, залез под ковровую дорожку и вынул из розетки телефон, он бы узнал правду. Потому что именно так все и было. К ночи его блаженное настроение, отчасти вызванное наркозом, сменилось таким исступлением, которому мог бы позавидовать жрец вуду. Он лежал на своей кровати, и глаза его светились в темноте, как у барса. Так продолжалось до четырех, когда силы зла утратили власть над его nervus vagus. А в шесть утра сильные женские руки развернули его задницей кверху, отчего он взвыл, и, залепив пощечину левой ягодице, всадили туда иглу.
- Ага! - Подумал он в этот момент, - Вот тут-то я ее и поймаю. В его воображении пронеслось, как он ковыляет к автомату, звонит, Таня сперва не берет трубку, потом сонным голосом говорит:
- Алло.
- Здравствуй, я тебя разбудил?
- Не...а...- Долгий смачный зевок.
- Ну, как дела?
Она что-то ответила, потом они оказались в каком-то селе, пошли в поле, стало темнеть, они зарылись в стог, причем, Евгений только знал, что она Таня, а внешне это была другая женщина, которую он, на беду, слишком хорошо помнил, причем, там была ванна, а в ванне сидела Наташа Раздобурдина...
- Завтрак! Все идут на завтрак! Кто тут не ходячий?
