В очередной раз невыспавшийся, пришел в КГБ к личному майору Барбосятинову и поплакался.
— Стреляйте меня, товарищ майор! Можете сразу насмерть. Ничего нету в университетских разработках последнего пятидесятилетия, что можно было бы сдать в качестве вклада в уставной капитал иностранным разведкам. Макулатуры много, металлолома в виде лабораторного снаряжения и довоенного оборудования полно, даже цветного металла — озолотиться можно. А вот секретов ни одного килограмма не нашел. Может, вы что-то особенное знаете? Может вы бедному профессору чем поможете?
— Да мы как-то тоже ничего у вас съедобного не находим, — с порога разочаровал товарищ майор, — уже почти всех осведомителей из университета отозвали. Оставили на стреме одного начальника отдела кадров, и того на нищенские полставки.
— На чем же мне заработать благодарность родной единственной Медвежьей партии и всенародного собственного государства Чубайса и Семьи? Чего уж, совсем получается профессор и доктор наук за всю жизнь ничего стоящего не придумал? И весь его университет такой?
— Я подумаю, что вам поручить можно, чтобы вы доверие…
Майор Барбосятинов только что, по закрытому на висячий замок правительственному телефону, получил важный приказ. Ему, особо доверенному, недавно допущенному, успешно разработавшему тему 'анализов' и некоторых разных случайно заброшенных шпионов, предстояло разместить государственный заказ. В наказе предлагалось максимально использовать благоприятный рельеф местности, неустойчивые погодные условия и болтающихся без настоящего дела его подопечных аспирантов.
Майор Барбосятинов мог прямо сейчас, не сходя со стула, дать профессору ответственное партийное задание и сделать жизнь Рогатова счастливой и впервые наполненной настоящим делом. Но майор Барбосятинов любил не спешить, любил мариновать. Не только молодых опят. Но и молодых, в плане опытности, агентов. Оленя, например. Подсказывало ему его многоопытное сердце научную методику поведения. А сердцу он не приказывал, сердце у него было званием постарше, значит, подчинения требовало безропотного.
Оперативная информация
СУНДУК ИВАНА ГРОЗНОГО
Оставшись один, Лысый прошел в комнату отдыха и, откинув толстый туркменский ковер — подарок Отца всех остальных — открыл старинный сундук. Сделанный еще во времена Ивана Грозного, сундук был дорог Лысому. Во-первых, иметь в собственности личную вещь любимого им царя… Во-вторых, эта дорогая вещичка была воистину бесценна. Своими размерами — в ней свободно могла поместиться добрая дюжина стрельцов в полном вооружении. Но… времена стрельцов миновали. А их место заняли…
Да-да! Была у Лысого, еще с младенческих лет одна, но пламенная страсть. В ранней юности мечтал он иметь тысячу однодолларовых бумажек, верно полагая, что с такими деньгами в конце правления бровастого Лёни, он был бы человеком богатым, свободным и, естественно, счастливым. Только девять долларов сумел скопить он. Вездесущее КГБ ласково нашлепало по попке и предупредило. О чем? Ну, как же? Валютные операции. Прерогатива государства. Лет пять-десять лагерей. Ах, еще четырнадцати нет? Ничего, молодой человек! Мы подождем, попозже зайдем, вы посидите здесь, никуда пока не уходите.
И вот теперь, когда он стал выше КГБ, МВД и многих еще, стал не по зубам никому в этом государстве, дал волю своей прежней страсти. Любовь к наличным… В этом сундуке уместится ровно миллиард. Нет, не считал. И не складывал. Может, больше, может, меньше, не это главное. Лысый для себя определил. В сундуке должен уместиться миллиард. Наличными. С которым он уедет. Закажет самолет, погрузит сундук Ивана Грозного. И улетит. На свой собственный остров, который уже куплен у берегов солнечной Хорватии, и где сейчас идет строительство дворца и взлетной полосы…
Близок день. Очень близок.
Только приближение его в последнее время не очень радует. Чует он — сгустились тучи. Не раз уже подленькая мысль в дверь стучалась: 'а успеешь ли'? Может, и правда, слинять, пока не поздно? А как же мечта? А как же его миллиард? Честно говоря, он даже не знает, сколько это и что с ним будет делать, с миллиардом наличными? Это ж головная боль! В банк не положишь. Заводов на него не купишь. У них, в Европе, строго, у них за все спрашивают. А вдруг пожар? И сгорит миллиард вместе с сундуком… Но не может Лысый детскую мечту предать, уж лучше умереть насовсем. Или он их, или они его…
