— А сообразительность — твой конёк, как я погляжу? — С усмешкой спросил Мишель.
— Прекрати паясничать! И если ты думаешь, что все твои выходки я намерен и дальше спускать тебе с рук, то ты ошибаешься! — Угрожающе произнёс Иван Кириллович. Мишель наградил его недобрым взглядом, и уже собрался, было, спросить, как дорогой отец собирается его остановить, но им помешала подошедшая Катерина.
— Миша, дорогой, проводи меня в гостиную! Я страшно проголодалась и мне не терпится поскорее сесть за стол. Иван Кириллович обещал клубничное мороженное, специально для нас с Ксюшей! — Как ни в чём не бывало сказала она.
Со дня её отъезда с Остоженки прошло слишком мало времени, чтобы она успела забыть, где в квартире находится гостиная. Разумеется, она сделала это нарочно, не рискнув оставить Мишеля наедине с Гордеевым. Это могло закончиться катастрофой, и девушка прекрасно это понимала. Они с Мишелем всегда были близки, и она чувствовала его настроение как никто другой, и она прекрасно видела, что он напряжён, точно натянутая струна, и держится из последних сил, и то благодаря их с Ксенией присутствию.
Мишелю пришлось исполнить её просьбу, но, уходя, он бросил на отца очередной взгляд-молнию, и Ивану Кирилловичу показалось, что горящие глаза сына прожгли его насквозь. Подошла Ксения, улыбнулась и молча взяла Гордеева под руку.
— Ваша пассия не заревнует, надеюсь? — Лукаво блеснув глазами, спросила она.
— Ксюша, ну хоть ты не начинай… — Простонал тот, и Ксения весело рассмеялась.
Мишель, услышав её смех за спиной, покачал головой, но оборачиваться не стал, и сказал Катерине:
— Подлая предательница!
— Ну-ну, она на твоей стороне, ты же знаешь! Просто ей хочется немного сгладить ситуацию, вот и всё. — Прижавшись к плечу брата, Катерина подняла голову и доверчиво взглянула в его глаза. — И она правильно делает, между прочим. Дядюшка же сказал, что с тебя — безупречное поведение, а с него записка!
— А я, по-твоему, не был безупречен? — С улыбкой спросил он.
— Ты всегда безупречен. — Сказала Катерина, но, в противоречие собственным словам, тяжело вздохнула и низко опустила голову. — Это не кончится добром. — На всякий случай предупредила она.
— Я знаю. — Только и ответил Мишель.
Это могло бы ещё кончиться добром, пока была жива его мать. Но с её смертью ситуация обернулась увы не в их пользу.
Что касается пары, ушедшей первой, их разговор так же вёлся на пониженных тонах, и тоже имел предупредительный наклон.
— Чего тебе ни в коем случае не стоило делать, так это настраивать против себя Михаила! — С неодобрением произнесла Алёна, качая головой. Серёжки в её ушах плавно покачивались в такт её движениям, это заставило Александру невольно улыбнуться. — Чему ты улыбаешься, несносная девчонка?! Ты меня совсем не слушаешь! Волконский — последний человек, кого бы я хотела иметь во врагах!
— В таком случае, если ты думала, что твоя свадьба с его отцом расположит его к тебе, то это было весьма наивно!
— Прекрати этот цирк! И впредь не смей дерзить ему!
— Он первый начал! — Справедливости ради напомнила Александра.
— Он имел на это право, в конце концов. — Вздохнув, сказала Алёна, которую такие мелочи, как уважение к собственной персоне, волновали в последнюю очередь. — Наше дело было дать ему выговориться, и ни в коем случае не будить этого зверя.
— Он назвал тебя любовницей своего батюшки, если ты вдруг забыла!
— Так ли он ошибался? — С тоской спросила Алёна, сжав руку дочери в своей. Саша подумала, что, наверное, матушке в тот момент тоже приходится несладко, но на сочувствие всё же не расщедрилась.
— В таком случае, ему не следовало говорить всего этого при мне. — Сказала она сухо. — Ты моя мать, как бы там ни было, и я никому не позволю тебя оскорблять!
— Спасибо, конечно, милая, но не стоило. — Почти ласково произнесла Алёна. — По крайней мере, не с ним. Этот пусть делает, что хочет, пускай бесится сколько угодно, лишь бы только успокоился и не мешал нам.
После её слов стало ясно, что Алёна его попросту боится. Нахмурившись, Александра позволила себе обернуться через плечо, и взглянуть на молодого князя ещё раз. Он с обворожительной нежной улыбкой говорил что-то сестре, но, почувствовав на себе взгляд Александры, тотчас же сменил улыбку на усмешку, полную ненависти и презрения. Саша поспешила отвернуться, и спросила:
