Лафлин и Бриннин бросали жребий, кому опознавать тело. Лафлин проиграл и поехал в морг, а Бриннин взялся за учреждение Мемориального фонда. За этой благородной идеей скрывались корыстные интересы Бриннина. Он частично оплатил лечение Дилана в больнице, но ему нужны были деньги, чтобы выплатить кредиты на покупку дома и машины. Он продолжал тратить сбережения, доверенные ему другом, так как надеялся получить эту сумму из Фонда.
Во время вскрытия патологоанатом не обнаружил повреждений, характерных для токсического отравления алкоголем. В своем заключении о смерти он отметил, что не может подтвердить диагноз — алкогольная энцефалопатия. Он не обнаружил также никаких признаков ни алкогольного гепатита, ни цирроза печени. Непосредственной причиной смерти был отек мозга на фоне пневмонии и кислородного голодания.
Бриннину и Фелтенстайну, возможно, пришлось бы предстать перед судом за неисполнение своих обязанностей.
Репутация Бриннина и Центра поэзии была под угрозой. К тому же Дилан и Райтелл не просто работали вместе, Райтелл была не только продюсером Дилана, но и его любовницей; она была в его постели в ту ночь, когда он потерял сознание. Письмо, оставленное Бриннином, также наводит на мысль, что и у него с Диланом были интимные отношения. Все это было слишком непристойно и грозило обернуться громким скандалом в чопорной Америке начала 1950-х.
Любое расследование смерти Дилана привело бы к разоблачению беспорядочных и бурных любовных похождений Бриннина. Он давно находился в весьма определенных отношениях со своим коллегой, преподавателем английского Биллом Ридом, но у него были и короткие связи с некоторыми писателями-геями. Он частенько захаживал в городские бары, высматривая там молодых людей, не пренебрегал он и мимолетными связями с женщинами, в том числе и с Ролли Маккенна, фотографом и близким другом Дилана.
Бриннину было что терять. Под угрозой оказывалась работа в университете, где он рассчитывал получить новую должность, могла рухнуть и академическая карьера, к которой он так стремился. Уже начали поговаривать о том, что за смерть Дилана должны ответить его американские друзья. Поэтому Бриннин изо всех сил старался замести следы и упорно повторял: Дилан сам убил себя чрезмерным пьянством.
Через несколько дней после вскрытия он встретился с Кэтлин, женой Дилана, а затем и с его друзьями, оказавшимися в Нью-Йорке, — Эдит Ситуэлл и Уинфордом Воганом Томасом. Бриннин настойчиво убеждал их, что Дилану была оказана вся необходимая медицинская помощь, но убил его алкоголь.
Затем Бриннин целую неделю отправлял письма всем влиятельным знакомым, в том числе Т. С. Элиоту. Он писал им, что единственный человек, виновный в смерти Дилана, — это сам Дилан. Вскрытие, как лгал в письмах Бриннин, подтвердило, что алкоголь разрушил его мозг. Все знали, что валлийский сумасброд любил выпить, и россказни о его запоях быстро разлетались по литературному Лондону, а потом и за его пределы.
Райтелл тоже внесла свою лепту. Она написала письмо на двенадцати страницах Луису Макнису[2], в котором расхваливала и Бриннина, и Фелтенстайна и уверяла, что морфин никак не мог повлиять на смерть Дилана. Письмо возымело желаемое действие. Макнис немедленно написал адвокату Дилана в Суонси и потребовал опровержения любых слухов о том, что Дилану не оказали необходимую помощь.
Бриннин по-прежнему думал только о деньгах. Всего через три дня после кончины Дилана он за солидное вознаграждение предложил статью о нем журналу «Мадмуазель». На следующий день в Нью-Йорке должна была состояться поминальная служба. Однако Бриннин отказался присутствовать на ней, так как это совпадало по времени с занятиями в университете, а он не хотел терять ни цента.
Он решил издать книгу о Дилане и просил совета у Эдит Ситуэлл. Она предложила ему написать два варианта, один уклончивый, не соответствующий действительности, для срочной публикации, а другой — с правдивым изложением событий для издания уже после того, как все свидетели умрут и будут похоронены. Бриннин последовал ее совету. Подкрепляясь виски и амфетамином, он наспех настрочил книгу «Дилан Томас в Америке».
