Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е... - страница 31

Шрифт

Интервал

Это было первое в его жизни выступление в большом зале. Он вышел, носатый, в темных очках, и гнусоватым голосом для начала объявил, что рекомендует всем ленинградский "Беломор" и ром "Гавана-клаб". Затем запел "Сладкую N":

"Я проснулся утром одетым, в кресле,

В своей каморке средь знакомых стен.

Я ждал тебя до утра —

Интересно, где ты провела эту ночь, моя сладкая N?

Кое-как я помылся и почистил зубы,

И, подумав, я решил,

что бриться мне лень,

Я вышел и пошел куда глядели глаза —

Благо было светло, благо был уже день —

И на мосту я встретил человека,

Он сказал мне, что знает меня.

У него был рубль, и у меня четыре,

В связи с этим мы купили

три бутылки вина…

И он привел меня в престранные гости:

Там все сидели за накрытым столом,

Там пили портвейн и резались в кости

И называли друг друга дерьмом.

Там было все, как бывает в мансардах:

Из двух колонок доносился Бах!

И каждый думал о своем —

кто о трех миллиардах,

А кто всего лишь о пяти рублях.

И кто-то, как всегда,

проповедовал дзэн.

А я сидел пень пнем и тупо думал:

С кем и где ты провела эту ночь,

моя сладкая N1"

Майк, период "до-дряни"

Это еще не вся песня, примерно половина. Но большой цитаты не жаль: тексты Майка имеют несомненную познавательную ценность, поскольку дают реальное представление об образе жизни и духе ленинградских "мансард". Можно было предвидеть, что Майк сильно удивит зал, но спонтанность и сила реакции превзошла все ожидания. Когда он пел свой коронный номер — медленный тяжелый блюз под названием "Ты — дрянь", — публика кричала "браво", улюлюкала и аплодировала буквально после каждой пропетой строчки (сохранилась запись). Это было невероятно, тем более что в зале сидели не экспансивные грузины, а цивилизованная и снобистская столичная молодежь. Чем же Майк ее так взбудоражил? Возьмем любой куплет "Дряни" — все они примерно одинаковы и посвящены описанию аморального образа жизни героини песни и ее болезненных взаимоотношений с автором.

"Ты спишь с моим басистом

И играешь в бридж с его женой.

Я все прощу ему, но скажи —

Что мне делать с тобой?

О, мне до этого давно нет дела —

Вперед, детка, бодро и смело!

Ты — дрянь!"

Ничего особенного, правда? Ни прекрасного, ни ужасного. Тем не менее на одних это производило впечатление откровения, а других смертельно шокировало. И все лишь по той простой причине, что у нас об этом петь не принято. Зарифмовав, даже не без изящества, полуночные разговоры, пьяные признания и выведя в качестве героев абсолютно неприукрашенную сегодняшнюю рок-богему, Майк открыл нашим ребятам совершенно новую эстетику, эстетику "уличного уровня" [41], поставил перед ними зеркало, направленное не вверх, не вбок, а прямо в глаза. Из "Оды в ванной комнате":

"Ванная — это место,

Где можно раздеться

Совсем догола.

Вместе с одеждой сбросить

Улыбку, страх и честь.

И зеркало —

Твой лучший друг —

Плюнет тебе в глаза.

Но вода примет тебя

Таким, как ты есть…"

И символично, что эта эстетика оказалась ближе к Высоцкому, чем к Макаревичу…

Наконец, будучи человеком девственно несведущим в законах "официальной" культуры, Майк ненароком потревожил Большое табу, "скелет в шкафу" нашей рок-музыки, да и всего искусства — секс. Далеко не все вещи он называл своими именами, но даже такая степень "полуоткровенности" у нас до сих пор встречалась только в сугубо нецензурных "блатных" песнях.

О чем петь нельзя? О чем петь нужно?.. Группы сторонников и противников Майка подрались на улице после концерта (еще вчера они не знали не только друг друга, но и самого провокатора спора). "Левые" режиссеры, драматурги и писатели ходили с обалдевшим видом и повторяли как заклинание: "Очень интересно, очень интересно", а иногда и "Просто потрясающе" [42]. Больше всех обалдел сам Майк, дебют которого оказался сродни первому показу Элвиса по телевидению. Через пару дней он написал об этом песню со словами: "Слишком много комплиментов, похоже на лесть. Эй, Борис, что мы делаем здесь?"

Макаревича я никогда не видел еще таким раздраженным. "Как тебе?" — "Омерзительно. Я считаю, что это хулиганство". Я ничего не мог ответить.