В тот вечер он приехал к ней домой, они, вкусно и не торопясь, поужинали, выпили бутылку хорошего вина, а потом Гвидонов обнял ее за плечи и подвел к окну.
— Смотри, — сказал он, проделав в плотно занавешенных шторах небольшую щелку, — видишь «Москвич»?
— Да, — приглядевшись, и не понимая, в чем дело, сказала она.
— Видишь там двух человек?
— Да.
— Это — «хвост».
— Тебя «пасут»? — воскликнула она в восхищении. И еще какое-то время наблюдала за неподвижно стоящей в полутьме двора машиной…
Это была незабываемая ночь любви. Одна из тех редких ночей, которые остаются в памяти навсегда, — как истинный эталон отношений мужчины и женщины, как родство двух душ и двух тел, как пример абсолютной гармонии, какая только возможна у двух людей противоположного пола…
К утру на улице пошел дождь, его женщина, обнаженная, подходила иногда к шторе и, сквозь уютный шум стихии, вглядывалась в рассвет, — в одинокую машину в этом рассвете, где не спали два серых человека.
Ее это необыкновенно возбуждало, — Гвидонов тогда искренне гордился, что догадался сделать ей такой подарок.
Этот «хвост» был иным… Он говорил о том, что в логике событий произошел серьезный прокол. Серьезный, — да такой, что даже времени, чтобы как следует подумать, — не оставалось.
«Хвост» возник час назад, когда Гвидонов ехал домой в метро. В образе двух молодых людей, прокатившихся вместе с ним, — аккуратно так прокатившихся, почти ненавязчиво.
Настолько профессионально, — что вставал вопрос: когда он начался. Сегодня, вчера, или еще раньше?
Если не сегодня, то совсем плохо…
А ведь так замечательно расстались. Достойно, — не потеряв уважения, друг к другу.
Логику заказчика он просчитал правильно, и когда ситуация созрела, вышел к Матвею Ивановичу для генерального разговора.
Особенно хорошо получилась финальная сцена…
— Пришло время встретиться с главным врачом. Все нити расследования сходятся к нему… Я считаю, момент самым подходящим. Он, наверняка, постоянно чувствует ваше внимание, весь издергался в догадках, извелся в предположениях. Его обуревают сомнения… Теперь с ним можно говорить, думаю, мы его без труда расколем… Понимаете, что я хочу сказать?
Матвей Иванович смотрел на Гвидонова с неким смущением. Как школьник, неудачно переделавший в дневнике двойку на четверку.
— Видите ли, — нерешительно сказал он.
— Я считаю, — продолжал напирать Гвидонов, — мы в двух шагах от успеха. В одном шаге… Возможно, уже сегодня вы сможете получить обратно свою племянницу… Обнять ее… Остался последний решительный натиск… Штурм.
Ответом ему было виноватое молчание.
— Что-нибудь случилось? — непонимающе вопросил Гвидонов. — Что-нибудь не так?
— Дело в том, — робко подал голос из-за спины хозяина его начальник охраны, — дело в том, что Николая Федоровича больше нет с нами…
— Даже так… — обреченно прошептал Гвидонов чуть изменившимся голосом.
— Так получилось… — развел руками начальник охраны.
— И что мне теперь прикажете делать? — спросил тихо, ошарашенный неожиданностью, Гвидонов.
Какие-то актерские задатки в нем были. И главное, они проявлялись всегда в нужный момент, — как в этот. Должно быть, его мимика правильно переходила из уверенного оптимизма, в озадаченность. Из озадаченности — в недоумение. Из недоумения — в трагическое состояние, от испорченной напрочь ситуации, — которая вот-вот должна была разрешиться счастливым концом.
— Мы понимаем… — промямлил Матвей Иванович.
— Извините, — тихо и обреченно сказал Гвидонов, — я больше не могу быть вам полезен. Пропало главное связующее звено, между нами и заказчиками преступления. Хочу напомнить, убирать исполнителей, обычно прерогатива преступников. Которые таким образом заметают следы. Вы совершили ошибку. Считаю, — это фатальная ошибка… Я больше ничего не смогу сделать для вас.
— Мы понимаем… — мертвым голосом, повторил Матвей Иванович.
— Я бы хотел получить компенсацию за свой труд. И попрощаться…
На такой возвышенной ноте закончился спектакль.
Как и должен был закончиться, по всем законам жанра.
Апофеозом.
Но «хвост»…
Гвидонов нагнулся к железному ящику, который был намертво приделан к дну бельевого шкафа, и на котором лежали ботинки и старые тапочки.