- Темной? Ты имеешь в виду, чернокожей.
- Нет. Темной, как... дым. Как древесный дым.
Аякс внимательно посмотрел на него.
- Но она была настоящей! - настойчиво произнес Дин. - Пластичная тьма, осязаемый черный эфир... по-моему, нечто из космоса.
Аякс посмотрел на него еще внимательнее.
- Она была голая, ухмылялась нам, гладя себя по груди. Но ее глаза светились как газовые горелки. Она была... она была... воплощением зла.
Аякс кивнул, почесав подбородок.
- У... гу.
- А затем я подбежал прямо к ней, и... она исчезла.
- Понятно.
Дин поморщился. Это было бесполезно. Он понимал, насколько безумно звучат его слова, но - черт возьми! - он знал, что он видел.
- Послушай, Дин. Ты испытал большой стресс из-за попавшего в больницу папы и все такое, и...
Прежде чем Аякс смог продолжить, грохочущие грозовые тучи у них над головой расступились, и спустя мгновение, хлынул проливной дождь. Они бросились к внедорожнику и ввалились в него, промокшие до нитки. Захлопнули двери так, что автомобиль качнуло.
Аякс ничего не говорил. Он просто качал головой. Мокрая сигарета по-прежнему торчала у него изо рта.
- Я знаю, что это звучит безумно, - признался Дин, - но это то, что я видел. В лесу была женщина.
- Да, пластичная тьма. Осязаемый черный эфир из космоса. Ну а что, она была самим воплощением зла... Знаешь, Дин. Такое сейчас лечится. А сейчас... мы можем просто поехать домой?
Дин тронулся с места, включив дворники. Дождь лил с такой силой, что через лобовое стекло ничего не было видно. Дину пришлось ехать на скорости пару миль в час, чтобы не слететь с дороги. Единственным спасением были молнии, то и дело освещавшие проезжую часть яркими всполохами света. Шум дождя по крыше был почти оглушающим.
Когда Дин свернул на Мэйн-стрит...
- ЧЕРТ! СМОТРИ!
... он ударил по тормозам, и автомобиль пошел юзом по блестящему асфальту.
- Что на этот раз? - проревел Аякс.
- Там... на дороге была женщина, - сказал Дин.
- И дай угадаю. Она была пластичной тьмой, осязаемым черным эфиром...
- Нет, нет, - сказал Дин. - Просто женщина, лежащая на дороге. - Он выпрыгнул из машины. На этот раз Аякс не стал выходить. Зачем тратить зря еще одну хорошую сигарету? Но впереди себя, он увидел сквозь ливень, как Дин наклонился в свете фар, словно подбирая что-то с дороги. Спустя мгновение он потащился назад, открыл заднюю дверь и положил это что-то на сиденье.
Аякс включил верхний свет, повернулся и посмотрел назад.
- Срань господня! Это же женщина, - сказал он.
Действительно, поперек сиденья лежала женщина, промокшая от дождя. Босая, жидкие волосы свисали мокрыми прядями на лицо. Тощие ноги и сырые обрезанные джинсы, сиськи, размером с лимон, под грязной бесцветной блузкой. Женщина выглядела истощенной и бледной, как забальзамированный труп.
- Она мертва? - спросил Аякс.
Дин прижал два пальца к ее горлу.
- Нет, слава богу. Пульс есть.
Затем Дин убрал с ее лица мокрые пряди волос. И ахнул.
- Боже мой, - выдохнул он, глаза у него были круглыми, как у совы. - Это же Арианна.
Пасифая скользила сквозь бурлящую ночь. Очищающий дождь стекал ручьями по ее стигийским грудям. Щекотал адские чресла и посылал лучи света в бесплотное нутро. Подобно дыму, она просачивалась сквозь деревья, отравляя на своем пути все живое - жуков, лягушек и мелкое зверье.
Не в силах ничего с собой поделать, она погрузила палец своей изящной дедаловой руки себе в лоно и потерла. Она возвращалась к нечестиво-прекрасному обиталищу ее сына, и каждый последующий шаг вызывал многократный, сочащийся влагой оргазм.
Дети для моего дитя. Чада для моего чада...
Ее длинные черные ноги были сколькими от сладострастных выделений, темные, как ночная тень груди исполнены желания, восхитительные соски торчали словно иглы.
Она побеждала, не так ли? Она несла возмездие в своем страшном, стремительном ударе. Ее глаза прожигали ночь, улыбка была подобна языку пламени.
Пасифая пребывала в экстазе, ибо сегодня она узрела его.
Сегодня она узрела главного злодея.
О, да...
Спустя несколько мгновений она стояла, прекрасная и изящная, возле зияющей черной пасти лабиринта. Оттуда подымался запах скверны, столь же сильный как дыхание Плутона, смердящее экскрементами вечности. Для ее ноздрей то был богатый аромат, для языка он был сладким, словно кожура анноны. Она слышала доносящееся из лабиринта возбужденное фырканье ее сына. Это вызвало радость в ее мертвом сердце, такую, что она утратила над собой контроль. Она быстро села на влажную лесную почву и принялась яростно мастурбировать, ее черные пальцы теребили нежную плоть ее черного лоно. Когда она кончила в последний раз, чувства хлынули из нее наружу. Она наклонилась и принялась исторгать из себя рвоту, точно так же, как мужчина исторгает семя. Насыщала мокрую землю столь чудесными чувствами ненависти и отчаяния. Струя за струей, пока ее нутро не опустело.
