Пуст он не был моим отцом физически — но он меня вырастил. Пусть он никогда не относился ко мне с той теплотой, с которой относился к Драко — но он все же любил меня. Кто как не он дарил мне подарки от имени матери, объяснял любопытные вещи, возил нас с Драко на экскурсии и в развлекательные поездки, парки аттракционов для волшебников и тому подобное? И пусть я никогда не называла его и Нарциссу отцом и матерью, именно сейчас с моих губ сорвался отчаянный плач «Папа, папа!»
— Тише, тише, Блейз, хорошая моя, доченька, ну прости, прости меня, успокойся, не плачь, — уговаривал меня Люциус, лаково поглаживая по голове, и тихонько покачивая в своих объятиях, как раньше в детстве успокаивал Драко. Лишь однажды он так точно утешал и меня — после первого визита моей матушки в имение, но я хорошо помнила это ощущение. Постепенно слезы иссякли, и на смену им пришла уверенность, что вот теперь-то все будет хорошо.
И именно поэтому я почти не удивилась, когда открылась дверь больницы, и уставшая, но довольная мадам Помфри обвела взглядом собравшихся.
— Худшее позади, — объявила она. — Мальчик еще спит, но он вне опасности. Мы успели вовремя. Еще минута — и было бы поздно. Но теперь все хорошо.
Я улыбнулась, и в свой черед ободряюще погладила по руке закрывшего глаза от облегчения Люциуса. Драко вне опасности. Все будет хорошо.
Pov Гарри Поттера
Никогда бы даже не предположил, что просто сидеть рядом с бесчувственным человеком, и молча наблюдать, как хлопочет над ним медсестра — такое утомительное занятие. По просьбе мадам Помфри, я не отходил ни на шаг, и не выпускал из своей ладони тонкую, почти девичью ладошку Малфоя. Нет, ну конечно, назвать ее девичьей было бы несправедливо — все-таки, было в ней что-то, что придавало ей мужественность, какие-то очертания, а может, форма ногтей и сложение пальцев, не знаю. Однако при всем этом кисть у него была изящная, а пальцы тонкие, музыкальные. Я даже на мгновение задумался, а не играет ли он на каком-нибудь музыкальном инструменте, и тут же отогнал от себя эту мысль. Ну в самом деле, парень то ли с ума сходит от горя, то ли умирает вообще, а я раздумываю, играет ли он ни чем-нибудь!
Этим утром, заметив подозрительное бегство Малфоя из-за стола на завтраке, я, конечно, удивился, однако Блейз, поспешившая за ним, сделала мне знак не волноваться, и я остался на месте, заканчивая завтрак. Минут через пятнадцать прилетела Букля с «Ежедневным пророком, но я отдал газету Гермионе, сам занявшись совой — предложил ей ломтик бекона и кусочек сыра, погладил перья…
— Что случилось? — обернулся я, оторвавшись от своего занятия, когда Гермиона охнула, зажав рот руками. Реакция была мне уже знакома — погиб кто-то, кого мы знали. Это случалось время от времени, но еще никогда это не оказывался достаточно близкий нам человек. Сердце острым ножом полоснула мысль о Люпине, все еще не оставившем затею привлечь на нашу сторону оборотней. — Кто? — хрипло спросил я, сам не узнавая своего голоса. Гермиона побледнела. Слез или печали в ее глазах не было — только смятение и опасение, когда она посмотрела на пустые места Блейз и Драко за Слизеринским столом.
— Люциус Малфой, — отозвалась она, протягивая мне газету. Охнув, я пробежал глазами короткую, лишенную даже намека на подобающее сочувствие к родственникам погибшего, заметку, я прикусил губу и тоже посмотрел на стол, припоминая бегство Малфоя.
— Думаешь, он уже знает? — спросил я Гермиону, и она даже не стала переспрашивать, кто «он», потому что сама думала о том же.
— Вряд ли, — ответила она. — Вон его филин летает, значит, почту он с утра еще не получал. Да и я сомневаюсь, чтобы даже Малфой вел бы себя ТАК равнодушно, узнав о смерти своего отца. Я имею в виду, он, вроде, казался взволнованным, но не так уж сильно. Он, конечно, человек сдержанный, но не настолько. Скорее, он что-то предчувствует, поэтому беспокоится.
Малфоевский филин, сделав еще пару кругов над столами, полетел прочь, тяжело взмахивая крыльями. Ученики, получившие газету, уже с жаром обсуждали новость. За столом Хаффлпаффа кипел энтузиазм. Рейвенкло реагировало более сдержано, как и Гриффиндор, с опаской оглядываясь на меня. А я и сам не знал, что думать. С одной стороны, горевать о смерти человека, причинившего мне столько неприятностей, и, я уверен, жаждавшего расквитаться со мной за все, казалось глупым. А с другой, помня о смерти Сириуса, которого я знал всего лишь пару лет, и о своем горе, я не мог не думать о Драко, и о его чувствах, когда он узнает о смерти отца, которого так любил. А Блейз? Для меня Люциус Малфой был врагом, Пожирателем Смерти, но для нее он был, прежде всего, человеком, который вырастил ее, заботился о ней, и баловал, в какой-то степени. Кончено, не так как Драко, но все же куда больше, чем, например, «баловали» меня Дурсли.