И вот Хома везет свой хлеб. Он чувствует себя героем и кричит Парасе:
— Парася! Ты не забудешь сказать про меня? Немножко, несколько слов: обещал отдать и отдал…
— Скажу, скажу! — отвечает Парася. Ей уже не смешны ее родичи, ей немного больно, немного стыдно, что она не сразу поняла их настроение, их заслуженную гордость.
Приехали. Стали длинным обозом посреди села. Никто их не встречает, никто не приветствует — молчат Замысловичи, будто и в самом деле не случилось ничего необычного. Только открылось окошко в конторе правления, а из окошка высунулся Кондрат Калитка. С хитрым видом погладил свои подстриженные усики и, поклонившись Парасе, с которой не раз встречался на семинарах в райкоме как парторг с парторгом, деловито сказал:
— А, хлебец привезли! Туда, туда — в кладовую…
Он хотел прикрыть окошко, чтоб снова отдаться своей работе, и Парася, разгадав его намерение, сказала своим:
— Погодите, мы сейчас Бурчака разыщем.
— А зачем вам Бурчак? — удивился Калитка. — Хозяйство большое — три села, кто знает, где его сейчас искать. А может, он на уток пошел. Сегодня же сезон…
— Хотелось бы как-то поблагодарить людей, — смущенно сказала Парася — в ее голосе звучала мольба. — Может, вы соберете народ?
— А зачем благодарить? — почти возмутился Калитка. — Ведь это не весь хлеб, что вы взяли?
— Нет, не весь, — потупилась Парася.
Хома Слонь не выдержал, с укором бросил со своего полного воза, словно хотел просверлить Калитку своими рыжими острыми усами:
— Эх, и вредный же ты человек, Каленикович!
— Ну да, вредный, потому что мне некогда — теперь осень, добро плывет, а я ведь бухгалтер! — и он как бухгалтер придирчиво спросил всех: — А остальное когда отдадите?
Парася не снесла такого оскорбления, ее замешательство как рукой сняло. Она приподнялась на возу и сказала своим:
— Если наш хлеб тут не нужен, поворачивайте в Несолонь. Нам он пригодится!
— Что-о?! — растерялся Калитка.
Но на него уже не обращали внимания. Тронулись кони, закрутились колеса, и у Калитки потемнело в глазах, голова пошла кругом. Мог ли он, скупейший и аккуратнейший человек во всем районе, подарить Несолони столько хлеба? Невозможная вещь! В одно мгновение Калитка оказался по другую сторону окна и стал молить отчаянно, тонким голосом:
— Стойте, стойте! Будут вам люди! Все будет, чего захочет ваша Парася!
Задыхающийся, бледный с перепугу, он почтительно подошел к Парасе, которая дала знак своим остановиться, и сказал:
— Ого, какой ты гордой стала!
— Не я, а моя Несолонь, — ответила Парася.
— А как же ты думал? — вставил словцо не совсем кстати Хома Слонь. — Надо уметь не только взять, но и отдать…
Недовольно и строго взглянула на него Парася — поникли у Хомы усы. Такое ляпнул! Не мелкая крестьянская хитрость нужна Парасе, а что-то больше, весомее. Честь села что честь государства — ее нужно беречь и отстаивать.
Пропал день у Калитки!
А Евгений в это время был совсем недалеко — ходил в поле посмотреть, не взошли ли ранние посевы ржи. Взошли. Вчера еще было голо, черно, только кое-где проглядывали ростки, а за ночь, возможно за утро, пробились…
Возвращается Евгений с поля, а над селом прощально кружатся аисты, держа путь на юг. Все парами, парами, только один среди них лишний. Не тот ли, что когда-то вывелся на повети во дворе Евгения? Неужели и для него где-то зреет его счастье?.. Евгений горячо сочувствует аисту и чуточку завидует. Может, и ему оставить отчий дом и полететь куда-нибудь?.. Если б знать, где его долюшка! А может, она где-то совсем рядом? Тут, в Замысловичах?
Великий покровитель перелетных птиц Антон План стоит посреди школьного двора, усыпанного опавшими за ночь листьями, и прощально машет птицам своей старенькой фуражкой. Кажется, что и он снимется и полетит вместе с ними на своих белых усах-крыльях. Нет, не летит, только взывает не то к птицам, не то к людям: «Не забывайте родной стороны!» Неизвестно, как люди, а птицы послушаются его: настанет весна, и они снова вернутся к своему отчему дому, как возвращались испокон веков.
