— Ой, косподи! Ой, аллак мой! — забормотала она, испуганно поглядывая по сторонам единственным своим глазом. — Не то в колове у меня помутилось, не то свету конец настал, — не пойму я ничего. Как можно без царя-то? В небе — аллак, на земле — царь! Повсюду так, спокон веков! Вон ведь и стаду пастух требуется. Как же без нево?!
— У тебя же на одну два аллаха, бабушка Бикэ, — засмеялась Сахибджамал. — Мало их тебе?
— Вот уж ни к чему кобылой ржать, — рассердилась бабушка Бикэ. — Соображать надо, ежели не курячьи мозки в колове. О больших делак разковор идет, о царе.
Тем временем людской поток двинулся дальше. Вскоре звуки скрипки и гул голосов доносился уже со стороны Заречья.
Деревня бурлила. Впервые с тех пор, как началась война, лица людей посветлели, впервые слышались веселые голоса.
В караулке теперь постоянно толпился народ. Там с утра до вечера толковали о новостях. Ждали вестей о земле, о разных переменах, облегчениях.
Мухамметджан-солдат, что ни день, гнал лошадь в Арск, а то и в Казань.
Староста тоже накатывал арскую дорогу. Только самые важные, интересующие нас новости привозил Мухамметджан-солдат.
— Помните урядника, у которого борода была точно у царя Николая? Как свергли царя, он тут же в Питер подался, работать устроился при брательнике-матросе!
— Матрос, стало быть, у него брат? То-то он тогда за разговоры никого не посадил, не тронул…
— И в уезде и в волости новое начальство! Вместо губернатора — комиссары.
— Какая нам польза от того, что начальство новое? — ворчали мужики. — Начальство новое, а дела старые, законы те же! Почему войну не прекратят?
— Вот именно! — оживлялся Мухамметджан-солдат, словно этого только и ждал от них. — Верно вы учуяли! Как было, так и осталось. Оттого и война не кончается!
День проходил за днем, месяц — за месяцем, война все бушевала; в деревню шли похоронки, из деревни без конца вывозили хлеб, гнали скотину.
Весной перед севом мирские сходки растягивались на целый день. Увечные солдаты и голытьба до хрипоты шумели об одном и том же:
— С войной обещали покончить — не покончили, солдат не вернули. Землю обещали дать — не дали! На черта нам такая слабода? Земля нам нужна, земля!
Бикбулат тоже не пропускал эти сходбища.
— Чего же вы, благослови вас аллах, желаете? — ухмылялся он. — Какую вам еще слабоду надо? День-деньской под моими окнами горло дерете, власти ругаете. Чем не слабода?
Тут Мадьяр и Вэли-абы с двух сторон брали его в оборот:
— Сытый голодного не разумеет!
— Тебе что… Твои сыновья шубинской[50] полой прикрылись, в тылу отсиживаются.
Бикбулат, как бы с полным пренебрежением, отворачивался от них и, заложив за спину руки, степенно направлялся домой. Однако через несколько шагов возвращался обратно.
— Ваши раздоры притчу мне напомнили, — сказал он однажды. — Деревья в лесу на топор засетовали: «И собой, мол, он невелик, а ведь губит нас, губит!» И растолковал им старый дуб, кто их губит: «Ежели б не топорище, один топор ничего бы не мог поделать. А топорище из нашей породы, из дерева!» Так же и вы. Своего мусульманина, единоверца и земляка, за горло хватаете.
Вэли-абы расхохотался:
— Ишь какой выворот сделал! Как стала вода под него сочиться, сразу вспомнил притчу!
— Когда ты старые скирды обмолачивал, выделил сколько-нибудь детям солдат — единоверцев своих? — запальчиво спросил Мадьяр.
— Верно! — крикнул кто-то. — Тут одна забота: как голодных прокормить да раздетых одеть!
Увечные солдаты, и без того обозленные, говорили решительнее всех:
— Отобрать у помещиков землю, засеять, пока не поздно! Заодно и у деревенских богатеев излишки прихватить!
— Бабам тоже наделы дать!
Шуметь шумели, но дальше того дело не шло. Богатеи да их подпевалы умели всем рты затыкать.
![Шторм и штиль[с иллюстрациями]](/uploads/books/images/50/501e73e2ff30abdb63b6f1cda598e8fec5e2c8ac.jpg)