– Это то, о чём я подумала? – улыбнувшись, уточнила Мальцева.
– Именно, друг мой, именно! Краткость и предельная ясность формы.
– Красиво! Но я тебе за сплетни отомщу! Я выкину твою вечную сумку с надписью USSR.
– Только не это! Лучше кастрируй! Мне это дело, в отличие от молодых людей, – Святогорский снова кинул выразительный взгляд на интерна, плотно занятого роженицей Валей, – уже ни к чему! А сумка моя мне дорога как память о долгих годах работы в угнетаемых французами чернокожих колониях, где при французах всё было, а по установлению социалистического строя всё куда-то пропало. Совсем. У нас даже один посольский секретарь стишок сочинил про это: «Здесь до хера портретов Нету[9], и ни хера здесь больше нету!» Зато я из стран недоразвитого социализма привёз себе чёрную же, пардон, «Волгу» и кооперативную квартиру… О, а вот и прекрасная Маргарита Андреевна подтянулась!
– Что у вас тут за митинг в моём родзале? Аркадий Петрович опять своим давно потёртым скарбом похваляется? – ехидно уточнила старшая акушерка обсервационного отделения, суровой деловитой поступью войдя в родильно-операционный блок.
– Не митинг, а консилиум, Марго! – притворно-строго прикрикнул Святогорский. – И не похваляюсь, а констатирую факт: врачу нынче на квартиру за три года не заработать. А я в своё время – заработал! Как раз тогда и сумочку эту купил. Она мой талисман. Руки прочь от USSR! Мгновение, дамы. Молчите! Молчание – золото. Сейчас я закончу, и мы пойдём на воздух мириться. То есть – мирить вас друг с другом, дорогая Татьяна Георгиевна и не менее дорогая Маргарита Андреевна… Итак, говорить на языке глухонемых сложно ещё и потому, что некоторые вербальные понятия у них полностью отсутствуют в личном словаре. И человек, решивший обучиться этой премудрости в зрелом возрасте, выстраивая своей тушкой фразу, кроме собственной корявости и нелепости сталкивается ещё и с тем, что вроде всё правильно и точно по букварю сказал, а его всё равно не поняли, чучелу такую! Почему? Да потому что если нечто естественное и обыденное для, например, Татьяны Георгиевны не введено в оборот мышления и «словарь» нашей милой Вали из области, то язык жестов госпожи Мальцевой может оказаться для простой сельской глухонемой девушки даже и весьма обидным. Хотя, конечно же, сурдопереводу может выучиться каждый. Приматы достаточно легко обучаются азбуке глухонемых. Человеку на потеху. Потому что в природе животные вообще понимают друг друга без слов. Молча. А теперь, если Валя более-менее спокойна, то пойдёмте, дамы, в сад!
Святогорский схватил под руки Татьяну Георгиевну и Маргариту Андреевну и утащил их в приём.
– Дали друг другу мизинчики и быстро сказали: «Больше ссориться нельзя, кто поссорится – свинья!»
Дамы весьма охотно это сделали.
– Только пусть она пообещает впредь молчать! – не выдержала Мальцева.
– О чём? О том, что ты переспала с интерном? – несколько торжественно уточнил Аркадий Петрович.
– Господи, что весь родильный дом уже в курсе?
– Ещё не весь.
– Вот спасибо!
– Да плевать ей, кто в курсе про интерна или про чёрта лысого. У нашей королевы только одна запретная тема – умерший король. С тех пор как он умер, никакой другой никак не да здравствует! Регенты уже совсем измучились. Начинаю понимать Панина. Она, наверное, ему на ушко вместо «Сёма» шепчет «Мотя».
– Марго, хватит! – вполне серьёзным тоном сказал анестезиолог.
– Да о ней же забочусь!
У Татьяны Георгиевны по лицу вдруг покатились слёзы.
– Аркаша, дай платок. Если кто увидит, что я тут расклеилась на ступеньках приёмного… Разговоров будет больше, чем про мои постельные экзерсисы. – Она через силу улыбнулась.
– Танюша, прости меня, дуру! Не буду! Больше, ей-богу, не буду никогда. Ну я же люблю тебя, идиотина! Ну хочешь, на колени кинусь? – заголосила Маргарита Андреевна и действительно тут же брякнулась на колени прямо на бетонные ступени.
– Вставай, дура! – все еще всхлипывая, улыбнулась Татьяна Георгиевна. – А то начнут говорить, что мы с тобой на старости лет окончательно свихнулись.
– Вот, это другое дело! Иногда наговорить всякого не так уж и плохо. Хотя порою, девочки, я страшно жалею, что вы не глухонемые! – нежно притянул их обеих к себе Аркадий Петрович. – Это ж какие бы классные бабы были! Красивые, ладные, рукастые. И – главное! – молчаливые!
