– А такая тебе беда будет, что я до обеда заставлю тебя в ступе воду толочь; говорят – надоела, так убирайся!
– Власть ваша, всемилостивейшая государыня, мне хоть голову снять прикажите, словечка не скажу, коли вашей милости нежелательно; а без беды все же не обошлось… Собираю я это масленики, думаю, на зависть всем, да еще как на зависть-то! Думаю я все это, да сама не заметила, в малиннике-то прикурнула да там и заснула. Во сне вижу, будто кругом меня не то масленики, все белые грибы растут, только собираюсь будто я поднять один гриб, а он будто выскочил и прямо в губы уколол; я проснулась, а прямо надо мной, нагнувшись, стоит мужчина и меня целует. Это и был Новокшенов, приезжий из полка офицер, ставший скоро моим женихом, а потом и мужем. Вот беда какая вышла, что я и не думала. А все от того, что с левой ноги с постели встала…
Императрица приказала ее вытолкать; а она все еще рассказывала.
– И ведь как это вышло, – говорила она. – Собрался он купаться. Пошел на реку да и заблудился, и вдруг видит… – Но она была уже за дверью.
«Как сумасшедшая, – сказала государыня про себя, – болтает без умолку! Иногда это очень забавно».
Вошли еще две камер-юнгферы с различными принадлежностями туалета. Дежурная фрейлина подала ей проект обеденного меню.
– От гофмаршала, ваше величество, – сказала фрейлина, приседая по форме.
– Здравствуйте, – сказала государыня фрейлине и взглянула на меню.
– Ну что это, все дичь да дичь, надоело! – сказала она. – Напишите гофмаршалу, что на жаркое я желаю молодых домашних уток. Теперь утки должны быть хороши и дешевы! – заметила императрица, будто цена уток могла иметь какое-нибудь значение в ее бюджете. – Приготовить по-курляндски, с каштанами!
– Фрейлина поклонилась.
– Да постойте! Кто же у меня будет обедать? Скажите, что, кроме всегдашних, я прошу пригласить старика Ивана Юрьевича Трубецкого. Он нонче по старости редко из Москвы приезжает, а я люблю его видеть. Он всегда меня ужасно смешит, когда рассердится. Сегодня я напущу на него Новокшенову разговаривать и от души посмеюсь, когда он сердиться и заикаться начнет.
Фрейлина присела опять и вышла, а государыня прошла в уборную, где ее ждал парикмахер, и велела чесать косу.
Уходя, парикмахер заметил, что государыня сегодня, должно быть, не в духе: «Изволили быть очень нетерпеливы, когда я ей голову убирал».
– Левой ножкой с постели ступить изволила, – начала было рассказывать Новокшенова, услышав сделанное парикмахером замечание. – Примета несомненная! Вот и я тоже раз, мне тогда только что подарили новенький, хорошенький сарафанчик, и так это он мне нравился, только вот…
Но парикмахер ее не слушал и ушел.
Государыня вышла в кабинет и приказала позвать Бестужева.
Бестужев вошел, раскланялся как истинный придворный и принес государыне поздравление с добрым утром и светлым осенним днем.
– Благодарю, Алексей! – сказала государыня. – Так ты говоришь – погода хороша. Я очень рада! Проедусь после обеда. А то вот дня три, как я никуда не выезжала, все от этих дождей. Ну что ты мне принес?
– С шведским делом, ваше величество! Брат извещает о получении десяти тысяч ефимков и надеется, что он употребит их с пользой. Швеция просто дурит, государыня! Партия шляп, которая все время бредила войной, пока войска вашего величества были в Турции, теперь для поддержания идеи о войне в народе вздумала распространять слухи, что Россия от этой победоносной войны так ослабела, что едва ли в силах защищать даже Петербург.
– Что же Андрей Иванович об этом думает?
– Андрей Иванович полагает в ответ на их слухи усилить отряд под Выборгом тремя или четырьмя полками.
– Да! Но не вызовем ли мы этим в шведах озлобление? Ты знаешь, Алексей, я не люблю войны! Я думаю, что решаться на войну можно только в совершенной крайности. Но я также не боюсь войны, и где честь России требует… Оставь мне это дело, я его просмотрю. Потом, скажи, есть у вас донесение о Татищеве? Что сделано для раскрытия всех производимых им непорядков?
– Как же, ваше величество, объяснение его препровождено в особую комиссию для расследования.
