— Вы в этом уверены?
— Полностью, Я провел генеалогическое расследование. В ближайшие годы я намерен иметь детей, так что у меня все равно потребуют такого рода данные. Если вас интересует, схема между нами — М-Ж-Ж-М.
— То есть вы сын сына дочери дочери моего сына?
— Да.
О дальнейших подробностях Глэдия не спрашивала.
У нее были сын и дочь. Она была хорошей матерью, но дети повзрослели и стали вести независимую жизнь. Что касается потомков сына и дочери, то она, как принято у космонитов, никогда о них не спрашивала. Даже встречая кого-нибудь из них, она, как истинная космонитка была к ним безразлична. Поразмыслив, она успокоилась.
— Прекрасно. Вы мой потомок в пятом поколении. Если это и есть то личное дело, о котором вы желали говорить, то оно не имеет никакой важности.
— Согласен. Мне хотелось бы поговорить не о генеалогии, а о том, что лежит в ее основании. Видите ли, доктор Амадейро, как я подозреваю, знает о наших родственных связях.
— Да? И каким же образом?
— Я думаю, он справляется о происхождении всех тех, кто поступает на работу в Институт.
— А зачем?
— Чтобы точно знать о том, что он отыскал в моем случае. Он человек недоверчивый.
— Не понимаю. Если вы мой потомок, почему его это касается больше, чем меня?
Мандамус задумчиво потер подбородок.
— Его неприязнь к вам ничуть не меньше, чем ваша к нему, мадам Глэдия. Если вы готовы были отказать мне во встрече из-за него, то он тоже готов отказать мне в повышении из-за вас. Было бы немногим хуже, если бы я оказался потомком Фастольфа.
Глэдия напряженно выпрямилась; ноздри ее раздулись.
— Так чего же вы ожидаете от меня? — резко спросила она. — Я не могу заявить, что вы не мой потомок. Не объявить ли мне по гипервидению, что вы мне безразличны и я отрекаюсь от вас? Удовлетворит ли это вашего Амадейро? Если да, то должна предупредить вас, что я этого не сделаю. Для этого человека я не сделаю ничего. Если он уволит вас и испортит вам карьеру из-за вашего происхождения, это заставит вас впредь сотрудничать с более здравомыслящей и менее злобной особой.
— Он не уволит меня, мадам Глэдия. Я слишком ценен для него, простите за нескромность. Но я надеюсь когда-нибудь сменить его на посту главы Института, а этого, я уверен, он не допустит, пока подозревает, что я происхожу из худшего рода, чем ваш.
— Он считает, что бедняга Сантирикс хуже меня?
— Отнюдь нет.
Мандамус покраснел и сглотнул, но голос его остался ровным и спокойным:
— Я не хочу показаться невежливым, мадам, но я обязан для себя самого узнать правду.
— Какую правду?
— Я ваш потомок в пятом поколении. Это явствует из генеалогических записей. Но может ли быть, что я потомок в пятом поколении не Сантирикса Гремиониса, а землянина Илайджа Бейли?
Глэдия вскочила, как марионетка, которую дернули за ниточки. Она даже не осознала, что встала.
Трижды за последние двенадцать часов упоминалось имя этого давно ушедшего землянина, и каждый раз различными индивидуумами.
— Что вы имеете в виду? — сказала она не своим голосом.
Мандамус тоже встал и сделал шаг назад.
— Мне кажется, это достаточно просто. Не является ли рождение вашего сына, моего прапрапрапрадеда результатом вашей сексуальной связи с землянином Илайджем Бейли? Был ли Илайдж Бейли отцом вашего сына? Я не знаю, как проще объяснить.
— Как вы смеете делать такие намеки и даже думать об этом?
— Смею, потому что от этого зависит моя карьера. Если вы скажете «да», то моя профессиональная жизнь, вероятно, будет разрушена. Я хочу услышать «нет», однако несказанное «нет» не принесет мне ничего хорошего. Я должен в соответствующее время явиться к доктору Амадейро и доказать ему, что его недовольство по поводу моего происхождения может быть связано только с вами. Мне ясно, что его антипатия к вам и к доктору Фастольфу — сущий пустяк, вообще ничто по сравнению с ненавистью к землянину Илайджу Бейли. Дело даже не в том, что землянин — существо маложивущее, хотя мысль об унаследовании варварских генов могла бы страшно расстроить меня. Если бы я представил доказательства, что происхожу от землянина, но не от Илайджа Бейли, доктор Амадейро мог бы с этим смириться, но одна мысль об Илайдже Бейли приводит его в бешенство — уж не знаю почему.