— Отойди, Вася, не мочи ноги. Мы уж как-нибудь без тебя справимся.
— Помогите ради бога! — обратился к нам старичок возница, — а то нам до завтра отсюда не выбраться.
Иван Степанович обошел телегу кругом, поднял валявшуюся у дороги жердь и просунул ее под тележную ось. Вдвоем с сопровождающим они уперлись плечами в жердь. Я ухватился за телегу сбоку. Вася тоже сумел пристроиться рядом со мной. Ямщик замахал кнутом. Все мы дружно заорали: “Н-но!” Лошадь, испугавшись нашего крика, выгнулась, отчаянно рванулась и вытащила телегу из ямы.
Телега некоторое время двигалась рядом с нами, потом выехала на твердый грунт. Лошадка пошла неторопливой рысью и скрылась за поворотом. Но через три километра мы опять догнали почтарей, опять помогали им выбираться из колдобины…
В этот день мы догоняли их четыре раза.
К вечеру мы с трудом дотащились до станции. Ноги мои ныли и гудели от усталости. Иван Степанович старался подбодрить меня, развлекал веселыми байками, но было заметно, что и ему нелегко давалась эта чертова дорога.
В станционной избушке мы застали знакомого нам Васю. Он неторопливо тянул из кружки кипяток, откусывая по небольшому кусочку сахара. Был он все такой же бледный, как будто в нем не осталось ни кровинки, с тусклым усталым взглядом больших серых глаз, с глухим тихим голосом. «Не жилец», — говорят о таких люди и редко ошибаются. На вид Васе было лет двадцать, не более, но по выражению лица можно было догадаться, что он за свою короткую жизнь успел уже многое испытать и пережить.
— Растрясло всего, — как будто извиняясь, сообщил он, растягивая в слабой улыбке узкие бесцветные губы. — Решил передохнуть до следующей почты.
Мы разулись, ополоснули лица из медного рукомойника и тоже пристроились к самовару.
— Пейте с сахаром, ешьте белый хлеб, — радушно предлагал Вася. — Да вы не стесняйтесь! Меня в госпитале хорошо снабдили. Хватит и на дорогу и на гостинцы родным. Сам-то я как птица: только поклюю — совсем нет аппетита.
Мы, чтобы не обидеть его, взяли по маленькому кусочку сахара и отломили немного от буханки белого хлеба.
Перед сном неумолимый Иван Степанович опять заставил меня мыть ноги и стирать портянки, хотя я и ворчал: «Ведь не лицо же ими вытирать!». Он бесцеремонно вытолкал меня на улицу, к ручью. В ногах после мытья чувствовалась удивительная легкость.
На ночь мы все трое устроились на широких нарах. Утомленный дорогой, я быстро стал засыпать, но тут слева заворочался Вася.
— Спишь, дядя Ваня? — спросил он.
— Да нег. Не спится что-то. Все о доме думаю, — отозвался Иван Степанович.
— И я о том же. Даже не верится, что через несколько дней увижу маму, отца, сестренок. Я ведь чудом остался в живых. Осколочное ранение в живот — это не шутка. Восемь месяцев провалялся в госпиталях. Сколько раз меня там резали, сколько метров кишок вырезали!.. Все перетерпел. Об одном думал: выжить, хоть в последний раз побывать в родном краю, а там и умереть можно.
— Ну что ты, Вася, — сердито отозвался Иван Степанович, — что ты глупые мысли в голову вбиваешь? Тебе не умирать, тебе жить надо. В двадцать лет организм с любой раной может справиться. Придешь домой, будешь пить парное молоко — живо выздоровеешь. Парное молоко это, брат, лучшее лекарство для желудка. Его ни в каком госпитале не найдешь.
— Правда? — вскинулся Вася.
— Точно. Проверено, — подтвердил Иван Степанович.
— Вот только коровы мы не держим.
— А колхоз на что? Колхоз раненого человека всегда поддержит. Да и соседи не оставят в беде.
— Это верно, — согласился Вася. — Ох, только бы выздороветь — снова человеком себя почувствовать!
Он ожил, заговорил горячо, увлеченно. Даже голос у него изменился — стал звонким. Он рассказывал, какая чудесная у них деревня, какие красивые места вокруг. Он мечтал, как будет работать в колхозе, ходить на рыбалку, промышлять белку ставить капканы на зайцев…
«Пусть сбудутся твои мечты, Вася», — думал я, засыпая.
Тяжело было на другой день пускаться в путь. Каждый шаг давался с трудом. Болели натруженные ходьбой ноги, но постепенно мышцы разогрелись, и идти стало гораздо легче. Легче и веселее, потому что позади остались болота, вода, грязь. Места пошли высокие, сухие. Светлый сосновый бор, окружал нас. Высокие стройные сосны стояли обочь дороги. Они не теснились, не заслоняли друг друга, каждая давала возможность соседке пользовался светом и теплом солнца.