Легкий матрац укачивал их обоих. Свисающие ленты продолжали покачиваться возле них занавесью осязательного удовольствия. Сквозь нити повсюду сновали крошечные порхающие огоньки.
Это была самая великолепная ночь, подумала Грин. Самый великолепный мужчина.
Джорлан полностью опустился на нее, телом одновременно прохладным и горячим. Прохладная кожа от ветерка, жаркое дыхание от желания.
Грин повсюду чувствовала мягкое соприкосновение.
Джорлан пробежался ресницами по ее ротику еще раз, после чего обмахнул ими по ее щекам. Она никогда не представляла, как невероятно эротичными могут быть мужские ресницы. Он провел ими вниз по ее ключицам, по груди. Затрепетали на вершинках. Грин выгнулась, прижимаясь к нему. Издавая тихие стоны, не желая портить ночь. Шелестели ленты-пушинки.
Ресницы защекотали округлый изгиб ее живота. Крошечные взмахи возбуждали каждое нервное окончание. Он стегнул ресницами по лодыжке и своду стопы. Сделав так, он прижался поцелуем сбоку к лодыжке и подъему ноги. Рот был влажным, ресницы - сухими, покалывающими. После чего она ощутила, как эти перышки-ресницы легко проносятся вверх по всей длине бедра, как ряд крошечных иголочек. Грин обнаружила, что она чрезвычайно чувствительна к таким дразнящим прикосновениям.
Она засмеялась, изогнувшись в его хватке.
- Ты щекочешь меня, дракон!
Его зубы поймали нежную кожу высоко с внутренней стороны ее бедра. Он потянул, прежде чем медленно отпустить из острой хватки пойманный приз.
- Я хочу щекотать тебя… и бросать в дрожь… и… - Горячий язык лизнул чувствительный участок. Быстрыми, легкими, влажными прикосновениями.
Грин задохнулась.
- … пробовать тебя на вкус…
Крошечными ласками языка он сделал ее легкой как перышко также быстро, как пальцами и ресницами. Когда Грин попыталась отшатнуться от него, он воспользовался возможностью обернуть несколько лент-пушинок вокруг ее запястий.
Грин заморгала, когда поняла, что он и в самом деле имел наглость связать ее! Лорду!
Он внимательно разглядывал ее веселящимся взором, пылающим лазурным прищуром. Оскорбленное выражение ее лица было тоже совсем легко прочитать.
- А сейчас это воистину интересно. - Он тихонько засмеялся.
- Думаю, ты должен…
- Сделать так? - Он накрыл ее рот своим собственным, даря ей такой глубокий и крепкий поцелуй, что Грин захныкала в талантливые уста.
После чего он продемонстрировал ей, как язык может стать похожим на прикосновение перышка к шелку. Он омывал ее тело водоворотом самых легчайших прикосновений. Кончик его языка, трепещущий на вершинках ее грудей, проникающий между лент-пушинок сондрева чтобы влажно раздразнить ее соски. Грин вскрикнула, отправляя стайку огнекрылов в тревожное бегство. Охваченный ее реакцией, он потянул возбужденную вершинку сжатыми губами и сильно пососал.
После чего вернулся к своему плану, используя только свой ласкающий язык, касаясь каждого ее кусочка, пока она не заметалась перед ним в беседке пушинок. Выкрикивая его имя.
Призывая его войти в нее.
И только после того, как он развел ей ноги и долго и медленно облизывал серединку ее нижних губ, только после того, как толкнул ее на грань покачиванием кончика своего языка по каждой точке этой линии, где он еще раз сжал губы и сильно пососал, только тогда он вошел в нее.
Он перекатил их в гнездышко лент. Ленты-перышки были повсюду над ним: на спине, в черных волосах.
Но вошел он в нее совсем не легким как перышко выпадом.
Он вошел жестко, быстро, сильно.
И задержался в глубине.
Грин страстно желала сделать вдох, побежденная исключительным размахом его проникновения. Охваченная силой его любви.
Он тихо утробно замурлыкал. Тот же самый грубый, хриплый звук, который он использовал раньше. Мелодия.
И тогда она почувствовала, как он просачивается в нее. Не было другого способа описать это. Он был связан с ней. Именно так, как соединялся с сондревом, с Кли, и с самим Форусом.
Ощущение было всепоглощающим. Последней разумной частью своего мозга, частью, которая помнила ответственность за своих сестер, он подумала, какое это могло быть угрозой для всех женщин. Но мысль долго не продержалась.
