— Да… А, так этот тот самый?. — Наконец-то все прояснилось. Но почему же она не могла ему сразу все рассказать? Он поразмыслил над её словами и добавил. — Теперь ясно. Конечно, это довольно щекотливое дело, но нельзя же это держать в секрете… Во всяком случае, больше уже нельзя. Надо им просто сказать, что матрос не доехал до больницы. Не могут же они возложить на нас за это ответственность. Ясно, что он по своей воле сбежал из фургона. Вот и скажите им… — Он осекся и нахмурился, пытаясь сформулировать свой ответ в дипломатичной форме.
— Так что им сказать, сеньор Уилсон?
— Я думаю… Скажите, что этот матрос…
Выражение его лица мрачнело по мере того, как до него доходил смысл переданной ему старшей медсестрой информации. Его взгляд упал на стену, но он не замечал ни небрежной работы маляров, ни грязной абстракционистской кляксы в раме, выбранной женой посла. Матрос? Снятый с судна вертолетом береговой охраны? Доставленный на берег и посаженный в санитарный фургон без ведома иммиграционной службы и полиции? И благополучно исчезнувший по пути в больницу?
— Сеньор Уилсон? Вы меня слышите?
Он очнулся, но мысли его путались. Одной рукой он крепко держал телефонную трубку около уха, а другой потянулся к карандашу и блокноту.
— Не говорите им ни слова! Ни слова! Я сам этим займусь. — Он понизил голос и спросил с притворным безразличием. — Кто вам звонил из ВВС?
— Какой-то… Сейчас, я записала. Вот. Майор Барбоза. Служба береговой охраны. Их штаб находится на военной базе недалеко от аэропорта Галеао. Вам продиктовать номер телефона?
— Да, пожалуйста — Уилсон записал цифры и подчеркнул их жирной чертой. Покачав головой, он снова поднес трубку к уху. А как имя матроса?
— Боюсь, у меня его нет. Майор Барбоза не…
— Ну ладно, не беспокойтесь. Это не так важно. Как фамилия капитана судна? Того, что послал телеграмму. И напомните, как называется судно.
Дона Илезия совсем смутилась, почувствовав желание Уилсона помочь ей выпутаться из затруднительного положения.
— Извините, но и фамилии капитана у меня нет. Но я помню, что судно называлось "Санта Эужения". Они не смогли зайти в Рио из-за шторма, но теперь они стоят в Монтевидео, и капитан — ах, как же это я не запомнила его фамилию! — хотел справиться…
— Понятно, — Уилсон вежливо остановил поток слов с другого конца провода. Потом взглянул на свой блокнот, размышляя, какую бы ещё информацию можно из неё выудить, но решил, что и так довольно. — Пожалуй, этого будет достаточно. Я этим займусь. Спасибо.
— Это мне надо вас благодарить, сеньор Уилсон. Я вам так признательна. Я и впрямь не знала, что сказать этому майору. Вы же понимаете, за все время существования "Больницы страждущих" это первый такой случай…
— Не сомневаюсь, — поспешно бросил Уилсон. — Спасибо..
Но Дона Илезия ещё не закончила.
— И я бы ни за что не стала вас беспокоить, так как знаю, сколько у вас в дел в американском посольстве, но я сначала звонила сеньору Уэлдону, а мне сказали, что он играет в гольф…
— Как всегда, — заметил хмуро Уилсон. И осознав, что на этом завершать этот разговор не стоит, откашлялся и веско произнес. — Ни о чем не беспокойтесь, Дона Илезия, этим как раз и должны заниматься попечители. Наконец-то мы выясним, так ли это, подумал он, кладя трубку на рычаг.
Уилсон повернулся в вертящемся кресле и уставился в стену. Итак, матроса с приступом аппендицита сняли с судна в открытом океане, на вертолете доставили на берег, перенесли на носилках к санитарному фургону… Все это вполне логично и правдоподобно: иностранный матрос с воспалившимся аппендиксом просто испугался операции в чужой стране. С другой же стороны, все могло быть совсем не так. В любом случае, обо всем надо поставить в известность капитана Зе да Силву. Он потянулся к телефону и тут вспомнил, что в кабинете у него посетитель. Джентльмен из Зении, штат Огайо, громко кашлял, выражая свое полнейшее возмущение столь бесцеремонным поведением чиновника посольства, забывшего о его существовании. Уилсон одарил его сладкой улыбкой и снял трубку.
— Мэри, свяжись, пожалуйста, с капитаном да Силвой.