В старой жизни под руководством Линтаса выжить было не так уж просто. После смерти Нилена Линтас, который назначил себя его преемником, стал избавляться от людей, мешавших ему осчастливить народ. Таких людей оказалось немало, и ему пришлось перебить половину населения так, что вторая половина этого не знала. Обе половины начали строительство ещё под руководством Нилена. В обеих половинах зачинщиком был пролетариат; ему помогали крестьяне и другие люди, которые любили светлое будущее. Нилен любил пролетариат и уважал народ. Пролетариат и народ это чувствовали и платили ему той же монетой. Все вместе они ненавидели царя, помещиков и капиталистов и, завладев страной, приступили к созданию рабоче-крестьянского государства без царя, помещиков и капиталистов. Нилен, выходец из дворянской семьи, по сути был больше рабочим и крестьянином, чем они сами. Кроме того, он был образованнейшим, умнейшим, культурнейшим человеком; высокопрофессиональным, самоотверженным революционером; решительным, находчивым и жёстким политиком. Линтас таким не был, но ему очень хотелось его заменить — и как можно скорее. Нилен ничего не мог поделать, потому что его убили враги. Другие руководители могли и пытались возражать — и их убил Линтас. Не всех — некоторых посадил в тюрьмы, но многих из них потом всё равно убил, предварительно заявив народу, что они сами этого хотели. Народ верил, он не мог не верить смертникам, которые убеждали его в своей вине. Кое-кто не хотел убеждать — их Линтас тоже убил, разумеется, чужими руками. Потом он убил тех, которые убили этих. Он долго не мог остановиться. Этому революционеру так понравилась революция, что он не хотел с ней расставаться. Вероятно, были и другие причины. Он убивал ради себя и ради государства; в какой-то момент разница исчезла, потому что он начал отождествлять себя с государством.
Это означает, что государство стало тоталитарным, да ещё с признаками восточной деспотии. Собственно говоря, оно до революций тоже было тоталитарным, но — без признаков. Признаки появились не от социализма, а от восточного происхождения коммунистического царя, который был лимонцем, но не был водяным. Он имел на это полное право, так как царская Лимония была империей. Она объединяла множество земель и наций, среди которых имперской была нация водяных — со всеми вытекающими из этого преимуществами. Водяному Нилену повезло — насколько может повезти гениальному революционеру, а зиргуну Линтасу не повезло — насколько может не повезти выскочке и мяснику. Но он не отчаивался, он решил исправить историческую несправедливость. В свою столицу он нагнал много зиргунов, чтобы они создавали национальный колорит. Не все зиргуны прониклись величием нового вождя — их пришлось убить. Боже правый, кого только не пришлось убить! Водяных, которые, как бывшие имперцы, представляли особую опасность; революционеров, которые, как бывшие товарищи, представляли не меньшую опасность; рабочих и крестьян, строивших рабоче-крестьянское государство и представлявших постоянную опасность; разных людей на всякий случай; друзей и знакомых, знавших слишком много; их родственников, которые могли за них отомстить; друзей, знакомых и родственников их друзей, знакомых и родственников, которые внушали страх, граничащий с шизофренией.
После того, как Линтас всех поубивал, выяснилось, что он создал тоталитарную страну.
А что было делать? Народ, только что сбросивший с трона царя, просто не потерпел бы другого. Линтас хотел быть, как Нилен, но на него не потянул; пришлось стать коммунистическим царём. Это вождь обязан быть гениальным, а царь имеет право быть полуумным, полуобразованным, полукультурным получеловеком. И вообще кто сказал, что рабоче-крестьянское государство лучше тоталитарного? В принципе, царская Лимония была неплохая, только с крупным изъяном — в ней отсутствовал коммунизм. Стоило свергнуть Ликойана II, чтобы его место занял Линтас, потому что дворянско-буржуазный царь не хотел коммунизма, а коммунистический царь — очень хочет. Он ведь не для себя старается, у него всё есть, хотя ему ничего не надо; он старается для счастья лимонного пролетариата. А пролетариат сопротивляется счастью, и ни он один; он, видите ли, хочет управлять страной вместе с крестьянами — так его учил Нилен. А разве Линтас против? Пусть управляет, во всём соглашаясь с Линтасом. Разве не этого хотел бывший вождь Нилен? Именно этого, только Линтаса не учёл — и в этом была его ошибка. А Линтас себя учёл, он готов признать, что в коммунизме Нилен разбирался лучше его; зато он лучше разбирается в жизни. Спасаясь от тюрем и ссылок, Нилен много лет прожил за границей, а Линтас, когда не сидел, всё время вращался в гуще народных масс. Кто лучше его может знать, что этим негодяям и мерзавцам нужно для счастья? Чтобы осчастливить, приходится их много обманывать. Но тут уж ничего не поделаешь, сами напросились. Не могут забыть своего Нилена — приходится выдавать себя за его преемника; желают управлять государством — приходится делать вид, что это они управляют под его мудрым руководством; хотят жить в могучей стране — а он и сам не прочь; все, как один, ударились в просвещение — ему тоже не мешает подучиться; мечтают о бесплатной жизни — и он мечтает, разве он не коммунист? Разве он злодей какой-нибудь? Разве он не хочет процветания для своей собственной страны и своего собственного народа? Ну, конечно, хочет, только не для всего. Всего народа слишком много; непонятно, как Нилен с ним управлялся? Ведь на всех не хватит процветания! На половину должно хватить, на ту самую, которая верит в коммунистического царя, принимая его за вождя, или делает вид, чтобы не попасть во вторую половину. Вторая половина не достойна коммунистического процветания, пусть посидит в тюрьмах и поработает в лагерях; а если не любит коммунизм и не хочет на него работать — то можно и в расход пустить. Так даже лучше. Меньше народа — больше добра и меньше риска. Как Нилен его не боялся?
