— Возьми сковородку, положи туда масла. Когда зашипит, клади котлеты.
Смотрю на торчащий из сумочки полиэтиленовый пакет с кривым котлетным колобком и с горечью роняю:
— Они же слиплись!
— Ну, старая, тогда не знаю! У нас же бабушка все готовит, а она в магазин пошла… Жди Толика, может, он что-нибудь сообразит.
Кладу трубку, достаю «Книгу о вкусной и здоровой пище» и, перелистывая страницы, бреду на кухню. Лезу в холодильник за маслом. На полке стоит кастрюлька с голубцами, Молодец, мамочка!
11.
Ну и погодка! Опять дождь.
Завожу Толика в школу и спешу в прокуратуру.
Смотрю на ажурные стрелки больших старинных напольных часов. Раньше они стояли в приемной, но привезли новую мебель, и им не повезло — выставили в коридор. На часах без пяти девять.
Кузнец из артели «Ударник», не реагируя на мое появление, продолжает яростно лупить по наковальне. Щелкаю его по носу. Он так увлечен своим делом, что прощает эту фамильярность.
Усаживаюсь за стол и начинаю перечитывать протоколы допросов. Не сразу реагирую на дребезжание телефона Когда снимаю трубку, слышу взволнованный голос Маринки. Она торопливо сообщает, что Люська познакомила ее с каким-то капитаном, и сегодня мы все вместе идем в безалкогольный ресторан при вновь открывшейся высотной гостинице.
— Толик такой домосед, — вздыхаю я.
— Мне он не откажет! — самоуверенно заявляет Маринка.
Закончив переговоры, иду к шефу.
— Как дела? — спрашивает он.
Рассказываю. Павел Петрович внимательно слушает. Не перебивает, не лезет с вопросами. А когда я замолкаю, говорит:
— Ясно… Надо подругу Стуковой разыскать. Побеседовать с ней. Окружение, знакомства… Сама понимаешь.
Получаю еще несколько ценных указаний прокурора и иду их исполнять.
12.
Не люблю больниц с их специфическим запахом лекарств и человеческого горя, но часто приходится в них бывать, а что еще хуже — моргах. Правда, на этот раз проезжаю мимо приюта усопших. Мне чуть дальше — в пятый корпус. Там, в тринадцатой палате, лежит Августа Дмитриевна Пухова. Об этом я узнала от ее соседей.
Молоденькая медсестра строгим голосом интересуется, куда это я так тороплюсь, и решительно преграждает дорогу. Оказывается, часы приема еще не наступили. Предъявляю удостоверение. Она соглашается пригласить врача.
Жду долго и уже начинаю нервничать. Но вот появляется невысокий плотный мужчина в белом халате.
— Игорь Владимирович Шабалин, — представляется он.
Спрашиваю, можно ли побеседовать с больной Пуховой. Доктор с сомнением качает головой:
— Боюсь, вам это не удастся…
— В смысле?
Шабалин берет меня за локоть, и мы начинаем кружить то пустому приемному покою.
— Понимаете, Лариса Михайловна, геморрагический инсульт… В таком возрасте это пренеприятнейшая вещь. А здесь мы еще встречаемся с редчайшей клинической картиной: кровоизлиянием во внутреннюю капсулу, и очаг его распространился в белое вещество правой доли головного мозга. Вследствие этого появился отек мозга, повысилось внутричерепное давление…
Минут десять вежливо киваю, потом не выдерживаю:
— Так она может говорить?
Шабалин округляет глаза:
— Лариса Михайловна!.. При такой клинической картине!..
Сокрушенно вздыхаю. Игорь Владимирович принимается меня успокаивать:
— Не волнуйтесь. Как только больной станет лучше, сразу позвоню. Вы только телефончик оставьте.
Оставляю телефончик и совсем было собираюсь уходить, как доктор ошарашивает меня:
— Лариса Михайловна, как вы относитесь к джазу?
— К джазу?.. Нормально отношусь…
— Сегодня в большом зале консерватории камерный хор под руководством Певзнера будет исполнять джазовые композиции… Билетов, конечно, не достать, но у меня лечился директор хора… Мне удалось выпросить два билета… А я одинок…
Сочувственно улыбаюсь:
— Извините, Игорь Владимирович, но вечером я обычно занята. Днем тоже…
— Никак?..
Развожу руками:
— Никак!
— Очень жаль. Такие концерты большая редкость.
Прощаемся.
13.
Пока беседовала с врачом, тучи исчезли. Небо стало бесцветным, как подсиненная простыня. В такое небо можно смотреть бесконечно, но у меня никогда не хватает на это времени. Некогда даже задержать взгляд на начинающих покрываться налетом осени деревьях.
