Габриэлян вошел в комнату деда. Шипел компрессор противопролежневого матраса, тихо гудел кислородный аппарат, тикали часы. Только дыхание деда было беззвучным. Подбородок и нос нацелились в потолок, глаза помутнели и закатились. Щеки ввалились так глубоко, словно их сшили там, внутри. Габриэлян подошел ближе, проверил пульс. Под холодной кожей тот прощупывался еле-еле. Лицо, уже пластиково-желтое, в свете вечернего окна обрело золотистый иконописный оттенок, бородка и отросшие волосы чуть завивались от пота, карие глаза, показавшись из-под век, выглядели полными таинственного смысла.
Дед испустил газы. Вроде даже булькнуло. Габриэлян привычным уже движением проверил подгузник — нет, чисто.
— Я пойду поужинаю, — сказал он.
Лишнее; дед уже третью неделю был безучастен к внешнему миру, если ему ничего не требовалось, а в последние дни он даже не звал, когда было плохо, просто издавал безадресные стоны. Но привычка не отпускала.
Габриэлян сделал яичницу по-бирмингемски и поужинал. Вымыл посуду, вернулся в комнату к деду, проверил подгузник — чисто, проверил давление — не упало — споил деду четыре столовых ложки сладенькой водички и сел за терминал.
Диплом… диплом уже не нужен. Выдержка из диплома для публикации, четыре страницы с тезисами… подождет. Все равно мозги не работают.
Открыл сайт Московского училища СБ. Срок подачи документов истекал через две недели.
Протянет ли дед две недели?
Или наплевать на принцип и все-таки помочь ему?
Сейчас уже все равно.
Читерство.
Но раз на то пошло — надо же с чего-то начинать. Хотя бы с читерства. На фоне того, что предстоит — одним нарушенным словом больше, одним меньше.
М-м-м, нет. Испытаем судьбу.
Закрыл сайт Московского училища СБ.
«Эффект Допплера?»
Можно.
Залогинился. Не играл так давно, что потерялся идентификатор, пришлось вручную набирать логин и пароль. И вспоминать, какой из паролей он тут задействовал.
Анимация игровой заставки раздражала, но скипнуть ее было никак нельзя. Габриэлян воспользовался паузой, чтобы ввести себе нарбутол. Улыбнулся: бафф.
Самое раннее, что память Габриэляна сохранила о дедушке — то, как он бил. Наверняка имелись и более ранние, но все их вытеснило вот это: заросший травой берег Истры, солнце высоко в зените, и в лучах этого солнца — темная, страшная фигура деда. Трость взлетает и падает — на голову, на поднятые в попытке защититься руки, на ребра, на голые бедра и икры и вновь на голову. Дед бил больно. Очень больно. Позже Габриэлян понял, что он сдерживался, бей он в полую силу — сломал бы кости и рассек до крови кожу, но тогда… Дед знал, что у внука высокий болевой порог. Дед старался пробить этот порог, произвести впечатление на мальчика, который не плакал и не кричал, даже сломав три пальца на ноге.
Произвел. Хотя, кажется, Габриэлян и тогда не плакал и не кричал. Кричала мама. Отец молча вырвал у деда трость, швырнул в реку. Его лицо в тот момент напугало Габриэляна сильней, чем экзекуция. Он себе просто представить не мог, что у людей бывают такие лица. Мама увела его в дом, а он все оглядывался по дороге: ударит папа дедушку или нет? Но папа только что-то тихо говорил, а дед громко отвечал ему: «Он должен знать. Должен понимать. Хоть так!»
На деда Габриэлян не обиделся ни тогда, ни потом. Он прекрасно понял, что именно дед хотел вбить: что лягушкам больно, очень больно, когда у них отрезают ноги. Но он ведь и сам это понимал, поэтому сначала убивал лягушек ударом ножа в голову, чтоб не мучились. Не всегда получалось, вот в чем дело. А дед не хотел слушать никаких объяснений.
Он лежал на веранде в гамаке, покрытый мамиными примочками и напичканный обезболивающим сиропом, когда папа взошел на крыльцо и положил на стол оборудование для опыта: проволоку и батарейки.
— Ну, естествоиспытатель, скажи, пошто пятерых лягушек умучил?
Габриэлян честно объяснил, что прочитал в детской энциклопедии про опыты Гальвани и Вольта.
— И что, на слово не поверил, перепроверить решил? — отец усмехнулся. Мама посмотрела на него как-то болезненно и тревожно. Позже Габриэлян понял значение этих взглядов, а тогда он просто готов был что угодно сделать, лишь бы мама так не смотрела больше. Можно было и не бить, просто посмотреть вот так. Он не повторял ошибок. Проблема в том, что это не спасало от новых ошибок.
