В палатке он тщетно пытался вырвать стрелу: древко обломилось, а железный наконечник остался в теле. Один хирург попытался ему помочь и с большим трудом извлек наконечник. Но хирургические инструменты Запада того времени оставляли желать лучшего; мусульманские врачи, достигшие больших высот в этой области, не упускают случая, чтобы посмеяться над этим>5[554]: недостаточная гигиена, пренебрежение асептией, незнание антисептиков... но, несмотря на это, все удивляются факту выздоровления в XII веке после очень тяжелых ран, полученных в ходе сражений, которое следует отнести на счет некоторых врачей, а не чрезвычайной живучести их пациентов>6[555].
Обычно Ричарду хватало такого примитивного лечения, но к тому времени он был уже ослаблен битвами и годами, а также всевозможными излишествами, особенно застольными — проще говоря, он уже страдал ожирением. К тому же королевскому пациенту не хватило терпения, и он отказался подчиняться предписаниям врачей. Ричард не пожелал изменить своим привычкам. Повлияло ли это на дальнейшее развитие событий? Никто не может этого сказать>7[556]. В любом случае рана загноилась, и началась гангрена, и Ричард почувствовал, что жизнь его покидает. Он призвал к себе мать, которая была в Фонтевро: она примчалась, несмотря на свой возраст, как раз вовремя, чтобы услышать его последние слова, его последний вздох. Пьер Милон, аббат Панский, принял его исповедь и руководил соборованием. Один из самых могущественных королей Европы должен был умереть здесь от стрелы, пущенной со стен скромного замка Аквитании, которую он так любил.
Тем временем замок сдался. Ричард пожелал узнать автора смертельного выстрела не для того, чтобы наказать его, а чтобы простить. Его привели. На своем смертном одре король Львиное Сердце поговорил с ним, простил и отдал приказ, чтобы ему оставили жизнь. Потом, как того требовали мораль и религия времени>8[557], он отказался от земных благ. Он пришел на свет нагим и отправляется туда, где земные богатства не имеют никакой ценности. Он отказался от королевства, разделив его по своему усмотрению. Он передал свою власть и свои земли своему брату Жану (которого продолжали называть Безземельным), завещал своему племяннику Оттону, императору, три четверти своего состояния и драгоценностей и просил оставшуюся треть продать и разделить между его слугами и бедняками. Наконец, он отдал распоряжения относительно своего тела. Одна грамота от 21 апреля в Фонтевро свидетельствует о том, что Алиенора все последнее время была рядом с Ричардом>9[558]. Благодаря заботам Алиеноры его тело было перевезено в королевское аббатство Фонтевро, куда мать удалилась, чтобы провести остаток дней возле гробниц своего мужа и любимого сына. И тут тоже был осуществлен раздел. Его тело отправилось в Фонтевро, а его сердце — в Руан, в столицу Нормандии, ради которой он столько воевал и которую его брат Жан потеряет через несколько месяцев. Его останки остались в этой неблагодарной земле Аквитании, которая стоила столько пота и крови.
Он умер вечером 6 апреля 1199 года.
Смерть короля: история и легенда
Смерть рыцаря? Короля? Святого? Искателя приключений? Источники, пересказывающие его конец, различны, иногда противоречивы. Легенда овладела ими, чтобы порой возвысить, а порой очернить, затемнить его. Упрощенный рассказ, изложенный выше, содержит лишь основные факты, на которые можно положиться. Что касается остального, то легенда так тесно переплелась с историей, что даже в наше время серьезные историки (о других даже не говорим) имеют некоторые трудности отделить здравый смысл от бреда. Сомнения вызывают многие пункты, даже, например, место смерти Ричарда, или возможные причины, которые привели его на стены этого замка, который иногда не рассматривали как стратегически важный объект, или же личность выпустившего смертоносную стрелу и его личные мотивы.
Над всеми этими моментами, как и над другими, еще несколько лет назад стояла непроглядная тьма как во Франции и Англии, так и в Германии и США. И это довольно странно, так как уже давно один французский эрудит полностью пролил свет на почти все темные места. И это случилось за сто лет до английского историка Дж. Джилингема, который реабилитировал Ричарда в своей книге, изданной в 1978 году, а также в статье, появившейся в следующем году
