Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - страница 195

Конечно, после смерти брата, единодушного признанного моделью рыцарства, Ричард, в свою очередь, тоже сравнивался с Роландом. Так Амбруаз утверждает, что никогда, даже в Ронсевальском ущелье, ни один рыцарь не вел себя так же храбро, как он в Яффе, когда он обратил в бегство сарацинов почти в одиночку^>20[1087]. Но он не единственный, кто разделяет этот вид сравнения. Амбруаз приводит этот образ, описывая поведение многих храбрых рыцарей, которые отличились на Святой земле, например Жоффруа де Лузиньяна, «который нанес столько ударов, что ни одни рыцарь со времен Роланда и Оливье не был достоин такой похвалы»^>21[1088].

Был ли Ричард действительно рыцарем-примером, и действительно ли рыцарство признавало и прославляло его таковым, или он хотел таким казаться, чтобы удовлетворить свое ожидание? Не был ли он лишь предводителем рыцарства, в силу того, что считался наследником престола Артура? Знаменосец, должность которого хотели сначала отдать Генриху Молодому или Жоффруа и которую теперь наследовал он, за неимением лучшего? Во время чтения работ хронистов не исчезает впечатление, что рассказ о его рыцарских подвигах отвечает, так сказать, двойной «перспективе ожидания», согласно выражению, вошедшему в моду благодаря некоторым ранним романистам. С одной стороны, это желание короля Англии видеть восхваление его высоких деяний, как рыцарских; с другой стороны, желание рыцарства сделать его своим знаменосцем, своим учителем, своим самым выдающимся представителем, а также своим защитником, своим меценатом, воплощением его ценностей и интересов, некоторые даже говорят: его спасителем. Встреча этих двух ожиданий привела к результату, который нам известен, — возникла «легенда», которая начала создаваться еще при жизни Ричарда, в том числе благодаря его собственному содействию через написание романизированных хроник и рассказов.

Не стоит делать различия между Ричардом-историей и Ричардом-легендой. И этому есть две причины: Ричард, вероятно, пытался вести себя в реальной жизни как герой легенды, но и рассказы, которые знакомят нас с ним, изначально пересыпаны фантазиями, которые король сам о себе распространял. Легенда Ричарда, конечно, развивалась после его смерти в отмеченных нами направлениях, делая его еще более соответствующей идеалу рыцаря, такому, каким его принято считать с XIII века: доблестный рыцарь, храбрый, неустрашимый, неукротимый, щедрый и куртуазный, поэт и соблазнитель. Тем не менее, большинство из этих черт, может быть, не считая последней, присутствовали в образе, который Ричард хотел сам дать о себе своим современникам, прежде чем передать его последующим поколениям.

Один пример это покажет. С конца XIII века один английский роман развивает многие из черт, которые мы только что упомянули. Он относит Ричарда к потомкам Александра и Карла Великого (вот вам и древняя романизированная история), а также к потомкам Артура и Гавейна (вот вам и миф, превратившийся в историю). Герой настоящей веры, король Англии должен противостоять королю ужаса Саладину, который, очевидно, имеет отношение к магии и -оккультным силам (вот вам религиозная история). Несмотря на это, Ричарду удается победить колдовство, как уже говорил за полвека до этого, но в более мрачных выражениях автор одного французского романа, вдохновившего нашего автора, «Le Pas Saladin»^>22[1089]. Этот Саладин, настоящий пример рыцарства (за исключением его веры), должен признать рыцарское превосходство короля Англии. Демон, конечно, еще не сказал своего последнего слова, и Ричард предательски взят в плен и находится в тюрьме в Англии, где его благородное поведение, гордое и рыцарское, настраивает против него его неблагородного тюремщика, но соблазнят его дочь; она влюбляется в Ричарда, становится его любовницей и открывает способ избежать клыков льва, который должен был прервать его пребывание на земле^>23[1090]. Как видно, персонаж воплощает в себе все рыцарские доблести, но ничем не отличается (если исключить соблазнение Женщины) от образа, который Ричард хотел сам о себе создать еще при жизни.