– Нужна подробная карта империи Скагеррака!.. С учетом наших запросов! Сегодняшних.
Он кивнул:
– Уже делают. Сэр Норберт распорядился нанести на существующие… Думаю, уже мог и закончить.
Келляве встрепенулся, сказал живо:
– Сэр Ричард, ну что вы так?
– Ну? – спросил я с неудовольствием.
Он сказал внушительным тоном, но с поспешностью:
– Ваше величество, так и мы привыкнем называть ее его империей! Хотя это вообще-то Клондзейд, именуемый империей Изначального Света! А Скагеррак – это один из ее бывших правителей, еще помните такого?.. Всего лишь! Либо Клонзейд, либо империя Ричарда Длинные Руки!
Я сказал с подчеркнутой виноватостью в голосе, надо почаще показывать соратникам, какие они умные:
– Вы правы, граф, слишком большое значение придаем личности в истории! На самом деле исторические процессы важнее, а также закономерности развития и появление новых слоев общества типа разночинцев и карбонариев.
Он вряд ли что-то понял, судя по его лицу, но остался доволен как моим ответом, так и собой, вроде бы возразил мне, поправив самого императора, но одновременно и польстил, что вообще-то даже для опытных царедворцев из южан верх умелого поведения при дворе.
Альбрехт взглянул с иронией, но смолчал так красноречиво, что я почти услышал, как он говорит: «Успех в войне или в строительстве всегда приписывают одному. Ни толпа, ни биографы не обращают внимания на общие труды».
Мы продолжали медленно двигаться по аллее, Альбрехт и Келляве со снисходительностью вельмож отвечали на поклоны прогуливающихся придворных, я наклонял голову совсем изредка, делая вид, что весь в государственных размышлениях о величии империи.
– Вся операция по захвату дерзких, – спросил он, – поручена сэру Норберту?
– А также герцогу Альбрехту, – добавил я и уточнил в задумчивости: – А он точно не принц?..
– Идите к дьяволу, ваше величество, – сказал Альбрехт с сердцем. – У вас же всегда была память, как вот эти булыжники, по которым идем! Ничто ее не брало.
– Хорошее сравнение, – ответил я беззлобно, – просто в самом деле не могу вспомнить. Собирался же в честь столь великой победы над Югом всех соратников перевести на ступеньку выше. В смысле, баронов в графы, герцогов в принцы… хотя бы выборочно, но не помню, сделал ли…
– Разве что в мечтах, – сказал он.
– Почему?
– А нет великой победы, – напомнил он. – Юг почти не заметил нас. Живет своей жизнью!.. Настолько велик и огромен, что проглотит нас и тоже не заметит, как проглотил и что проглотил.
Я подумал, кивнул:
– Неприятно такое узнать, герцог. Да, теперь вижу, что прежний герцог. Доброго слова от вас не услышишь!.. Но вообще-то как-то случайно вы угадали. Я вот мудростью беру, а вы постоянно угадываете. Южане у нас ничего не взяли, хотя победители и даже спасители мы, а мы уже и одеваемся, как они, и манеры перенимаем, и наша северная мораль под их солнцем тает, как лед под жаркими лучами… Даже как снег, что совсем обидно. Что докладывают наблюдатели?
– За маркизой? – уточнил он. – Ждут. Им подглядывать за красивой женщиной еще как нравится. Окна в ее покоях по вашему приказу всегда распахнуты, а они как вороны на дереве перед ее покоями… Во дворе она тоже частенько появляется без сопровождающих. Да и двери в ее апартаменты не заперты.
– Не слишком очевидно?
– Наш противник понимает, – напомнил он, – что установим наблюдение.
– А мы понимаем, – ответил я, – что он понимает. Ладно, посмотрим, кто кого перенаблюдает. Господь испытывает всех, кого считает достойным, потому трудностям нужно радоваться, хотя у меня с гражданским чувством нелады. Если человек дерьмовый, Господь на него вообще внимания не обращает, зато достойных подвергает всяким тяжким испытаниям.
– Ох, – сказал он с тревогой, – не нравятся мне такие речи.
– Мне тоже, – согласился я. – Лучше бы других испытывал, верно?.. Вот-вот.
Он полюбопытствовал:
– А чем же вас испытывает, сэр Ричард?.. У вас все как по маслу у богатого крестьянина.
– Да? – спросил я. – Любой крестьянин живет в сто тысяч раз счастливее и беспечнее!.. Свободен и ни за что не отвечает. А на меня Господь взваливал ношу все тяжелее и тяжелее, но я кряхчу и как-то ухитряюсь тащить, хотя бы и ползком… И вот в конце концов послал мне последнее испытание, самое тяжелое…
