Он улыбается сам себе, шевеля пальцами на ногах.
— Эта кровать гораздо удобнее, чем моя, — может быть, мне переехать сюда?
— Добродетельная мораль предписывает каждому иметь свою комнату, — сухо говорит Кэби в ответ.
— Помнишь, как в самом начале? Когда я тайком крался из твоего номера… да, точно, в «Палас-отеле». Я крался на цыпочках по коридору в одном халате…
— Ага, там еще должна была быть какая-то пресс-конференция, да?
— Про которую мы забыли.
Она широко улыбается: открывается дверь чужого номера и наружу осторожно выбирается Ингмар Бергман в одном…
— Да, здорово они тогда удивились.
— Так что ты сказал?
— Guten Rutsch![34]
Она смеется.
— Ну а что я еще мог сказать? Что я заблудился? Или хожу во сне?
* * *
Ингмар садится за кухонный стол и кладет на хлеб сыр с ветчиной. Кэби достает из холодильника банку с горчицей и возвращается к столу.
— Тебе кажется, я только и думаю что о твоей предстоящей поездке в Ретвик? — спрашивает она. — Вы будете жить все вместе в «Сильянсборге»?
— Нет, только я один, — шутит он.
Она открывает крышку и ставит банку на стол.
— Не забудь, что Ингрид замужем за Харри.
— О чем ты?
Он намазывает толстый слой горчицы ножом на ветчину.
— Да о том, что, по-моему, он не такой добрый и милый, как мой бедный…
— Кэби, о чем ты? — мягко переспрашивает Ингмар.
— Я стараюсь верить тебе, когда ты говоришь, что…
— Дорогая, — перебивает он, — о чем ты вообще говоришь?
— Не знаю, — отвечает она. — Я… я просто не понимаю, почему ты вдруг стал таким внимательным. Посвящаешь мне фильм, ласкаешь меня то и дело, разглядываешь старые фотографии и все в таком духе.
— И что с того?
— По-моему, ты жалеешь меня. Это правда? Думаешь, я больше не могу забеременеть? Да? Ты такой добренький, потому что хочешь уйти?
— Что мне еще сделать? — спрашивает он. — Что ты от меня хочешь? Клятвы?
— Прости. Я не хотела… Просто на меня ужасно давит Нюстрём.
— Но почему ты не едешь в Штутгарт?
— Думаешь, стоит? В любом случае я могу позвонить Марии Луизе, — улыбается Кэби. — Так я и сделаю, может быть, у нее найдется время приехать сюда.
— Не лучше ли тебе самой туда съездить?
— Тебе этого хочется?
В Большом павильоне светло и тихо, входит Ингмар. Он идет к бесцветному нефу. Минует широкий проход между шпоновыми щитами, задвижками и подпорками.
Не заходя в преддверие церкви, он проходит под галереей с органом и направляется по каменному полу между скамьями в длинный дом.
Триумфальное распятие подвешено к балке у входа на хоры. Его перевесили со стены на подобающее при литургии место. Вместо высокого витража виднеется низенькое окошко просмоленного алтарного складня и изображение Бога Отца, который держит распятие с Иисусом между колен.
Ужас растекается по груди, неподдающееся описанию чувство, будто он находится в горящей церкви. Горит остроконечная крыша, и внешние стены тоже тронуты языками неторопливо кипящего пламени. Тихое потрескивание предвещает неожиданный грохот, когда разноцветные стекла летят на хоры, а огонь пробивается вперед прямо под потолком, охватывая фризы и небесный свод.
И, только остановившись возле алтарной ограды, он понимает, что это непонятное чувство ужаса имеет свое объяснение: жар прожекторов вкупе с сухим ароматом свежеспиленного дерева не сочетается в его голове с картиной, которую он видит перед собой — старинная каменная церковь.
— Пора начинать крупные планы с Туннель, — бормочет он, закрывая глаза.
Постояв молча в теплой тишине павильона, он чувствует, как по пространству бегут волны, словно здание накреняется куда-то вперед.
Что-то выкатывается из преддверия церкви в проход. Бряцает, словно деревянная чурка, которую волочат за веревочку, словно копыта спотыкаются на каменном полу.
Прожектор разворачивается с чуть слышным скрипом.
Кабели волочатся по скамьям, застревают в цоколе. Высвобождаются резким рывком.
Лошадь фыркает, деревянная скамья трещит под тяжестью тела.
Ингмар открывает глаза и видит, как Свен, стоя за камерой, беседует с Петером. Он следит за настройкой, оборачивается.
— Ну как? — спрашивает он.
Гуннель сидит на церковной скамье, дыша полуоткрытым ртом. Опухшее лицо, живот выпирает под серым пальто, рядом лежит бархатная шляпка с бантиком.
