Я доложил генералу все, что мне приказал передать начальник штаба армии. Дополнительная задача, поставленная группе, возникла, видимо, после моего отлета. Разглядывая меня, командующий продолжал:
- А сейчас третья морская стрелковая бригада ведет тяжелый бой севернее Олонца. На ее участке противник возобновил наступление. - Наклонившись над картой, по которой я следил за обстановкой, он продолжал:
- Ленинградские ополченцы ведут бой вот на этом рубеже и несколько южнее. Мало артиллерии. Всего до тридцати орудий на такой широкий фронт.
После того как он закончил информацию, я доложил ему, что в 20 километрах южнее Олонца пешим порядком следует стрелковый батальон. Это, видимо, первый из двух маршевых батальонов, направленных из Лодейного Поля. Если его подвезти автотранспортом, то можно ускорить дело.
Генерал снова посмотрел на меня, потом на карту, прочертил на ней рубеж южнее Олонца и спросил:
- Товарищ Тихомиров, кого можно послать на автотранспорте за батальоном? Пять-шесть автомашин мы соберем и подбросим подкрепление вот сюда. - И командующий группой указал на карте только что отмеченный рубеж. Потом, размышляя вслух, продолжал: - Значит, идет батальон. Ждали его, очень ждали... А что узнали от Казанцева? Вы с ним связались? - переменив тему разговора, спросил он генерала Тихомирова.
- Он уточняет задачи прибывшим маршевым батальонам. Про триста четырнадцатую дивизию пока доложить не успел. Прервалась связь.
Ох, уж эта связь... Когда она работает, у командиров вроде бинокль перед глазами: все ясно, все известно. А когда ее нет, хоть караул кричи. Не зря говорят, что связь - нерв армии.
У генерала Цветаева я выяснил причину, почему отсутствовала связь с армией. Оказалось, что КП Южной группы атаковали самолеты противника. Большинство бомб упало на узел связи. Радиостанция, обеспечивавшая переговоры с армией, сгорела. Другие радиостанции из-за недостаточной мощности не смогли ее заменить. Командующий армией, узнав об этом, выделил генералу Цветаеву отдельную роту связи. Она скоро должна подойти.
Мне нужно было скопировать данные обстановки, сложившейся на кусочке огромного советско-германского фронта. Об этом и попросил генерала Цветаева.
- Нанесите вот с этой карты, - распорядился он. - Здесь самые последние данные. - И сам засомневался: последние ли? Посетовал: - Имеем самые приблизительные сведения даже по Петрозаводской оперативной группе.
В помещение вбежал майор. Возбужденный. Доложил, что возвратился от ленинградских ополченцев. Северо-восточнее Олонца встретил развернутый стрелковый батальон. Его командир сказал, что получил задачу прикрыть рубеж. Майор подошел к карте и показал район обороны батальона. Ближе к его правому флангу прорвались танки противника. Пока их штук десять...
- Вот те на! Вызовите командира ополченцев к телефону.
- Не отвечает, - после безуспешных попыток вызвать его доложил Цветаеву один из операторов штаба.
- Связывайтесь с любым их подразделением и уточняйте положение, распорядился командующий группой. - Вы, товарищ Тихомиров, остаетесь на командном пункте. Выясняйте обстановку. Я - к ополченцам. Захвачу из третьей бригады противотанковую батарею. Надо помочь им. - И генерал Цветаев быстро направился к машине.
Что ж, это был 1941 год. Противник нажимал, а мы учились воевать. И рядовые, и генералы.
Я торопился с нанесением обстановки на рубеже обороны Южной оперативной группы: время поджимало. Закончив работу, попросил генерала Тихомирова подписать карту. Он пробежал глазами по нанесенной обстановке, покачал головой и, не говоря ни слова, размашисто расписался. Потом спросил:
- Вам все ясно?
- Так точно, мне все ясно, товарищ генерал. И мы распрощались.
- Летим? - спросил меня капитан Вьюгов, когда я оказался у самолета. В ответ я кивнул головой. Шум боя доносился все отчетливее. Летчик ждал. Я подтвердил словами:
- Летим. Посадка в Лодейном Поле.
Погода благоприятствовала. Светило солнце, и небо голубое-голубое, совсем не военное. Вдруг я заметил виражи самолетов на большой высоте. В карусели участвовало не менее восьми машин.
