— Покормлю, — тихо и без обычного гонора сказала жена и добавила: — Вон эту «кольчугу» свою натягиваешь, а говоришь, что на охоту идёшь.
— Да хватит уже, «кольчугу» беру, чтобы не париться, там на юге уже сорок пять днём будет.
— Молчу я, молчу, — она тихо встаёт и идёт на кухню.
Он, прямо в «кольчуге» не экономя воды, плещется в душе, воду почти холодную делает, чтобы бельё температуру нужную набрало. Потом идёт к детской, там дети все спят, кондиционеры шуршат, в комнате не жарко. Всё нормально. Всё как обычно. Он подошёл к маленькой, у неё сползла маска. Аким её поправил. Наталка не проснулась, а он наверное и хотел, чтобы хоть глаза открыла. Ну да ничего, спи дочка, скоро вернётся батька и займётся твоим здоровьем, уж батька постарается. Если дядька Савченко не врёт, будешь ты здорова.
Он пошёл на кухню завтракать, а Настя так сидела рядом, смотрела дура так, словно прощалась. И напоследок ляпнула:
— Может, не пойдёшь? Не хочу, чтобы ты уходил. Нехорошо на душе.
Ему аж есть расхотелось, надо же так в дорогу провожать, вот одно слово — дура. Лучше бы спала.
Ветра нет, зато мошки ночью тонны, чувствует углекислоту, лезет к людям, залепляет фильтры, приходится стряхивать с маски, а то через неё не продохнуть. И очки от неё чистить нужно. Нет, саранча лучше. В степи, конечно, жить удобнее. Там и пыльцы нет. Зато пыль и жара свирепее. Впрочем пыль, пух, зной можно потерпеть, зато маску и очки не приходится носить постоянно.
Собрались все на пирсах. Темно ещё, погрузили то, что принесли: еду, оружие, снарягу. Старший, урядник Иван Головин, присел на ранец, достал офицерский планшет. Казаки встали вокруг, только Акиму места не хватило. На планшете Большая пойма, Великое болото от Енисея до Оби. Казаки смотрят, а урядник говорит:
— Думаю, пойдем по руслу Таза. Тридцать километров будем держать. Через десять часов будем на заимке у деда Сергея.
Все, вроде, согласны. Кроме Акима.
— У сома гон начинается, — вставляет он, даже не глянув на планшет, — сейчас делиться начнёт, злой будет. Там, на русле, омут на омуте, их обходить придётся, иначе будет кидаться на лодки, моторы отрывать, винты гнуть. Так что по времени ничего не выиграем. Лучше по мелководью пойти, через тростник на юг. На мелководье и камыша нет. До Старой протоки дойдём, а оттуда опять по мелководью, два часа и мы на озере Мелком. Ещё час и мы на заимке. По времени проиграем два-три часа, зато точно нам моторы не поотрывают. Думаю, в рогозе бакланы будут, ну так отобьёмся. А на русле, на большой воде, обязательно камыш встретим. Тоже время потеряем.
Все молчат, думают. Урядник тоже молчит.
— Ну, можем и по руслу пойти, мы с Юрой два мотора взяли, — продолжает Саблин. — Думаю, хватит, но на ремонте будем время терять.
— Да-а, — тянет урядник, — ну что, казаки, пойдём по мелководью?
— По мелководью, — соглашаются с Саблиным казаки, — если хоть раз сом винт или мотор сорвёт, всё преимущество во времени потеряем.
Так и решили, стали садиться в лодки. Всё по боевому расписанию. В первой — Иван Бережко и снайпер Фёдор Верёвка. Во второй — командир урядник Иван Головин и радист Анисим Шинкоренко. В третьей — Червоненко и Саблин, у них в лодке эхолот. И замыкает группу «дюраль» с Татариновым Ефимом и Кузьминым Василием.
Юра попросился на руль. Саблин и рад был. Хоть раз пассажиром ехать. Можно лечь да и дремать. Чего ж плохого.
Пошли. По темноте на ПНВ[17], не торопились, десять километров в час. Всё-таки был шанс налететь в темноте на корягу или на большой притупленный куст кувшинки или на мель, или на кочку. Вокруг трёх-четырёх метровые стены рогоза. Реже встречается тростник. Протоки между зарослями пять-десять метров. То и дело попадаются двадцатиметровые «поляны» заросшие ряской и «лопухом» — лилией. И кочки повсюду торчат из воды, их всегда видно, на них кусты «волчьей ягоды». Чистой воды мало. Болото. Глубина от метра до трёх. Редко встречаются омуты. Пока редко. Там до десяти метров бывает. А на руслах исчезнувших рек так и до тридцати доходит.
В рогозе шелест стоит. Квохчут и лают в темноте разбуженные тихими электромоторами бакланы-одиночки. А мошка пред рассветом совсем звереет, её приходится сбрасывать с маски ежеминутно, после этого перчатка становится липкой, Аким моет её в воде за бортом. Фильтры респиратора основательно забиты, дыхание не свободное, он подумывает, не достать ли из ранца большую, полную маску, которая закрывает всю голову, раньше такие называли смешным словом «противогаз». Но в темноте копаться в ранце лень, да и на востоке уже небо покраснело, мошка исчезнет с первыми лучами. Исчезнет, как не было. Только чёрная каша в лодке останется, разводами, да и та высохнет на солнце через час, станет невесомой и её выдует из «дюраля» самым легким ветерком.
