Еще немного, еще несколько поколений, одно-два столетия, и — легко вообразим — Древняя Русь дальше продвигается по европейскому пути. Растут города; княжеская власть усиливается одновременно с вече, «парламентами»; складывается одно, а может быть (учитывая огромные расстояния), — несколько восточно-славянских государств, приближающихся по типу развития к Польше, Германии и другим европейским королевствам. Но не сбылось…
Монгольское нашествие, думаем, определило во многом то «азиатское начало», которое обернулось на Руси крепостным правом и лютым самодержавием.
Монгольское иго… Нам сегодня, постоянно рассуждающим об угрозе ядерной катастрофы, о сотнях миллионов возможных жертв, иногда представляются мизерными, несопоставимыми горести далеких предков… И напрасно!
Точной статистики, конечно, нет, но, по мнению некоторых исследователей, например, 40-миллионное население тогдашнего Ирана (немного меньше, чем ныне!) сократилось после монгольского удара более чем в четыре раза!
Завоеватели многих убили, иных увели в плен, однако большая часть жизней была взята голодом, так как нашествие разрушило каналы, сожгло поля…
Потери, вполне сопоставимые с атомной войной.
Нечто подобное было, по-видимому, на Руси и в других странах, по которым прошли орды Чингиз-хана и Батыя (сто лет спустя примерно такой же «ядерный» удар нанесет Европе чума — черная смерть, уносившая каждого третьего, а кое-где второго).
Совершенно сегодняшними кажутся поэтому переживания замечательного миротворца XIII века монаха Плано Карпини. Ежедневно рискуя жизнью, через невообразимые пространства и десятки враждующих племен, по областям, разграбленным и сожженным монголами (в частности, через Киев), он провез от Франции до Монголии письмо римского папы великому хану с предложениями мира. После длительных проволочек и унижений хан вручил Карпини ответное письмо, которое лишь в XX веке было отыскано учеными в архиве Ватикана. Письмо, дышащее угрозой, заставляющее раздробленную Европу трепетать перед страшной карой, — неотразимым, казалось бы, нашествием кочевников. Сейчас-то мы спокойны за предков: удар не состоялся, монгольская держава начала распадаться; в XX веке, имея представление о том, что нам грозит, мы способны, как никто, понять, — что им грозило…
Великое и страшное нашествие на четверть тысячелетия отрезало Россию от европейских связей, европейского развития.
Невозможно, конечно, согласиться с парадоксальным мнением Л. Н. Гумилева, будто монгольское иго было лучшим уделом для Руси, ибо, во-первых, спасло ее от ига немецкого, а во-вторых, не могло столь болезненно затронуть самобытность народа, как это произошло бы при более культурных немецких захватчиках. Не верю, будто такой эрудит, как Гумилев, не знает фактов, которыми его легко оспорить; увлеченный своей теорией, он впадает в крайность и не замечает, к примеру, что силы «псов-рыцарей» были несравнимо слабее монгольских: Александр Невский остановил их войском одного княжества. Отнюдь не восхваляя какое-либо чужеземное владычество вообще, напомню, что монгольское иго было ужасным; что прежде всего и более всего оно ударило по древнерусским городам, великолепным очагам ремесла, культуры (целый ряд искусств и ремесел после того был совершенно утрачен и даже секрет производства забыт).
А ведь именно города были носителями торгового начала, товарности, будущей буржуазности — пример Европы налицо!
Ни к чему, полагаем, отыскивать положительные стороны такого ига по сравнению с абстрактным, несуществовавшим и неосуществимым тогда игом немецким. Прежде всего потому, что результат прихода Батыя прост и страшен: население, уменьшившееся в несколько раз; разорение, угнетение, унижение; упадок как княжеской власти, так и ростков свободы, о которых мы говорили; сожженным деревням легче поднять голову — их «технология» сравнительно проста, городам же, таким, как Киев, Владимир, нанесен удар сокрушительный: целые десятилетия они не могли прийти в себя от этого удара.
Наконец, простая статистика: 10–12 крупных русских княжеств перед 1237 годом (появление Батыя), к концу XIII столетия (влияние главного, Владимирского князя значительно ослабело) число их в несколько раз больше — раздробленность, упадок.
