Истинная революция брезжит в первом своем приближении не в бунте аморфной массы против «стержня», против вертикали — она брезжит в вызове титанов, в титаническом бунте против олимпийцев. Что такое этот титанический бунт? Если определить его как можно более кратко, мы должны сказать, что титанический бунт — это восстание мегаломании против ложного величия.
На верху Олимпа бессмертные боги — существа, в каком-то смысле укравшие право там быть. Если мы обратимся к изучению конкретных греческих мифов, то мы увидим, что олимпийцы поселились наверху в результате генетического обмана, уходящего в самые истоки генеалогии богов. Есть внизу страшное тайное чувство, что те причины, по которым верх является верхом, в плане высшей справедливости недостаточны, чтобы верх делать верхом.
Титаны — это мегаломаны, которые противопоставляют узурпационному порядку собственное представление о величии, собственную силу, собственную бездонность. Они бросают страшный вызов этому неизменному порядку вещей, который оказывается тайно учрежден на подлоге.
Титаны проигрывают, потому что просто мощи, просто величия, просто огромной кипящей ярости оказывается недостаточно, чтобы оспорить иерархическую структуру онтологии. Исчерпание хтонического вызова титанов приводит нас к новому витку противостояния. На смену титану приходит герой. Он бросает вызов уже не олимпийцам. Герой выходит на тот уровень постижения, когда ему ясно, что и олимпийцы являются паяцами реальности, игрушками гораздо более могущественной силы, которая сотрет и их в конце цикла. Что сотрет олимпийцев? Рок, вращающееся неумолимое небо, вращающаяся вечность.
Олимпийцы просто световые шуты, смеющиеся, но обреченные. Герой наносит удар в корень проблемы. Он бросает вызов року, небу или тому, что стоит за небом — вечной бездонной тьме, которая составляет саму суть реальности, всегда тождественной себе. Герой бросает вызов року. Естественно, он проигрывает, потому что року не может противостоять ничто. В роке заключена «ужасающая сила негатива», по выражению Гегеля. Но сам факт того, что герой бросает этот вызов, создает предпосылку или базу для некоего нового тайного понимания: есть возможность невозможного.
Эта возможность будет осуществлена не титаном и не героем.
3. Герои языческой трагедии как обреченные предтечи пророков
Мы привыкли с детства в контексте культурных клише отождествлять титана Прометея с Денницей, Люцифером, первым ангелом, который за непослушание был низвергнут с небес.
Многие моменты склоняют нас к такому отождествлению. Прометей людям принес огонь, а Люцифер — носитель света, это огненное Существо. Прометей подстрекал людей против богов, опять же очевидная сатанинская черта — неповиновение, вызов. Итак, Прометей — языческая, эллинская версия дьявола, Денницы? Как легко мы попадаемся на крючок банальных псевдоконструкций! Прометей, на самом деле, это не языческая модификация будущего христианского дьявола — это провозвестие о возможности пророка. Прометей есть язычески понятая и оформленная модальность пророка в его истинной и последней миссии — пророка как подлинного революционера. Огонь, который Прометей дает людям, это не огонь Денницы — это пламя, родственное Святому Духу. И то неповиновение, которому он учит людей, неповиновение олимпийцам — это не сатанинская гордыня, это противопоставление истинного, тайного учения политеистическому порядку вещей, многобожной структуре великого космоса. Прометей является предшественником, провозвестником, мифологическим предвосхищением пророка монотеизма.
Тут начинается тема, которую мы назвали в качестве ключевой — «пророк как революционер». Что в принципе это значит? На смену восстанию низа против бесконечно превышающего его верха, восстанию обреченному, восстанию титанов и героев приходит совершенно новая возможность, новая реальность. Пророк говорит, что вечность рока сочтена и ограничена, что рок уже побежден, что уже открыт вам новый Хозяин, новый Мастер, явившийся на смену неумолимой судьбы. Это Тот истинный Бог, который является одновременно и подлинным Субъектом, и подлинным Мастером, и подлинным Вождем.
