Только немногие из наших знакомых не разделяли этого оптимизма.
Уже в первые недели после нашего приезда я все время слышал одно имя: Киров. За несколько месяцев до нашего переселения в СССР, 1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит Сергей Киров, член Политбюро. За убийством Кирова последовала волна массовых арестов. В отличие от прошлых арестов, жертвами этой чистки были партийные большевистские работники, а не беспартийные специалисты и лица, принадлежавшие раньше к другим партиям.
Когда речь заходила о Кирове, в подтексте часто чувствовался страх.
— Что меня больше всего тревожит в деле Кирова, — говорил один наш знакомый, — это роспуск «Общества старых большевиков». Еще недавно слово «старый большевик» было для нас почетным, а принадлежность к этому обществу — наградой. А 26 мая Общество было распущено без всякого политического обоснования, а здание его конфисковано.
Об этом событии первое время много говорили. Был даже анекдот:
— Вы слышали? Последняя контрреволюционная организация распущена!
— Какая же?
— Общество старых большевиков.
Это была шутка, но горькая шутка.
Так приходилось мне, тринадцатилетнему, интересующемуся политикой юноше, слушать много разговоров, оптимистических и пессимистических высказываний, тогда, перед большой чисткой 1936–38 гг., когда еще можно было кое‑что говорить свободно.
1 сентября 1935 года я был принят в немецкую школу имени Карла Либкнехта в Москве. Хорошее современное четырехэтажное здание школы с солнечными классами, принадлежало к числу тех 72–х новых школ, которые были построены в Москве в 1935 году. Внешне оно выглядело как любое современное школьное здание в Западной Европе. Но когда я в него вошел, я с удивлением увидел в одном из углов большую статую Сталина. На цоколе можно было прочесть:
Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики! Сталин
У главного входа в школу висел другой лозунг. Белыми буквами на красном полотне красовались слова:
Учиться, учиться и еще раз учиться!
Ленин
Я явился к директору, товарищу Желаско, чтобы закончить формальности по вступлению в школу. Войти в курс школьных занятий было трудно, так как советская школьная система резко отличается от школьных систем других стран. Обязательное обучение в Советском Союзе начинается только с семилетнего возраста. Имеется единая школа, в которой первые семь классов обязательны для всех, в то время как 8–й, 9–й и 10–й классы посещаются только теми, кто готовится к поступлению в высшие учебные заведения (вузы).
— По советской школьной системе ты пойдешь в 6–ой класс, — сказал мне директор.
Немного с опаской, замедляя шаг, я поднялся по лестнице. Учитель представил меня как нового ученика. Ученики с любопытством разглядывали меня и шепотом обменивались мнениями между собой.
Все еще немного смущенный, я сел на свое новое место. Над моей партой висела стенная газета. Когда я осмотрелся, я заметил у всех школьников пионерские галстуки. Я еще раз посмотрел вокруг себя. Вправо, впереди меня сидела девочка, у которой не было галстука. Она была единственной без галстука.
Преподавание шло на немецком языке, но по советским учебникам. Учителя были главным образом немецкие эмигранты, которые подобно нам эмигрировали в Советский Союз через Швецию, Францию или Чехословакию.
Учебный план и содержание предметов полностью соответствовали русской школе. Все учебники, даже по математике и физике, были слово в слово переведены с русского. Если вначале я нашел большое внешнее сходство с моими предыдущими школами, то через несколько дней я уже заметил большую разницу. В этой школе от ученика требовалось много больше, чем в тех, в которых я раньше учился. Нам задавали много на дом и надо было напрягаться, чтобы выполнять задания. Мы почти ежедневно занимались русским языком. Вторым иностранным — был английский. Особое внимание обращалось на математические и естественные науки. Как раз в 6–ом классе проходили алгебру, геометрию, физику, а вместо рисования — черчение. По истории мы проходили античный мир, по географии — «Географию капиталистических стран» (подразумевались все страны, кроме СССР), при этом касались также хозяйственной структуры и политического состояния в отдельных странах. По литературе мы одновременно проходили русскую и немецкую литературу. Один раз в неделю у нас было «Обществоведение», предмет, в котором преимущественно рассматривалось политическое развитие и государственное устройство в Советском Союзе. Позже обществоведение было заменено изучением Конституции. Учет успеваемости был более строгим по сравнению с предыдущими школами, где я учился. Каждый ответ, каким бы незначительным он ни был, отмечался не только в классном журнале учителя, но и в так называемом дневнике, который оставался на руках ученика и каждую неделю родители должны были его подписывать. В конце каждой четверти бывало короткое повторение пройденного; своего рода промежуточные испытания. Учебный год заканчивался очень подробными экзаменами по всем предметам, письменно и устно.
