После того, как весной 1952 года НРПГ перестала существовать, — искусственно отстроить новую партию было бы не только невозможно, но принципиально неверно, — я вскоре пришел к заключению, что мне следует сосредоточиться на наблюдении процессов в коммунистическом мире.
Эта задача показалась мне тем более неотложной, что в начале 50–х годов осведомленность в этой области, прежде всего среди деятелей массовой информации была зачастую крайне односторонней и ограниченной. Я с жадностью читал тогда книги бывших коммунистических партработников, порвавших со сталинщиной. С огорчением мне пришлось убедиться, что многие из них после разрыва стали глашатаями радикального антикоммунизма, Односторонняя, полная ненависти полемика была и осталась мне, однако, чуждой. Я уже тогда стоял за объективное изучение коммунизма с цепью анализа реальных процессов в коммунистическом мире, одинаково далекого как от примитивного антикоммунизма и чувства ненависти (широко распространенного в 50–х годах), так и от прикрас и иллюзии (все больше распространявшихся в конце 60–х).
С этих принципиальных позиций написана в 1953—55 годах моя книга «Революция отвергает своих детей». Мне хотелось описать затруднения, противоречия и перемены в коммунистических государствах на примере одной человеческой судьбы, показав при этом мой собственный жизненный опыт, мои переживания, надежды и сомнения не с каких‑либо позднейших позиций, а такими какими они были в то время.
Вышедшая в сентябре 1955 года моя книга «Революция отвергает своих детей» открыла новый отрезок моего жизненного пути. Уже через несколько недель после ее опубликования в моей кельнской квартире появился гость, известный английский профессор, занимавшийся историей коммунизма в Оксфордском университете. В ходе нашей подробной беседы он спросил, между прочим, не захотел ли бы я приехать в Оксфорд, «если у меня нет какого‑либо лучшего занятия».
Вскоре я получил приглашение прочесть несколько лекций в Оксфорде, за которым последовало, — безо всяких анкет и комиссий, — предложение заняться в течение двух лет исследовательской работой в колледже св. Антония Оксфордского университета. В это время Советский Союз вступил как раз в период «борьбы с культом личности тов. Сталина». Уяснение возможностей и пределов этой «борьбы» оказалось тогда в центре моих интересов. В прекрасных условиях работы в Оксфордском университете я смог осуществить замысел соответственного исследования и написать свою книгу «Кремль без Сталина».
Спокойная, деловитая и объективно–критическая атмосфера, царившая в Оксфорде, осторожная, вдумчивая оценка различных факторов, немного шутливый, порой скептический тон и вежливая внимательность к собеседнику в беседах и спорах произвели на меня глубокое впечатление. Иногда, хоть порой лишь на пару секунд, я вспоминал школу Коминтерна в Советском Союзе 1942 года: контраст не мог бы быть большим. Односторонне доктринерская высокомерная уверенность в непобедимости, претензия на знание законов истории и на способность справиться с любыми трудностями, лишь бы «правильно» подготовить и организовать дело… а теперь здесь, в Оксфорде, эта спокойная деловитая, объективно–критичная атмосфера. Проведенные в Оксфорде два года весьма помогли мне избавиться от остававшихся еще идеологических шор и предрассудков, не отбрасывая и не забывая в то же время опыт моего четырнадцатилетнего пребывания в социалистическом обществе.
Также и после оксфордского опыта я думаю, что работники советского аппарата и коммунистического движения имеют решающее преимущество при политическом анализе происходящего на Востоке: понимание действующих там внутренних механизмов, способность более выпукло представить себе происходящие перемены и вдуматься в душевное состояние человека в коммунистическом мире, также и в психологию членов партии, ее руководителей и вождей; способность не только расшифровывать, но легко, почти автоматически прочитывать столь загадочное для многих на Западе пустословие; понимание политических целей партийного руководства, в первую очередь их стратегии и тактики в ее практическом применении. Многое из того, что выросшему на Западе и сложившемуся в западной политической системе человеку кажется таким невероятным, для бывшего партийного работника отнюдь не загадка.
