Студенты попытались прорваться через ГУМ на Красную площадь, но были встречены ОМОНом и быстро рассеяны.
В ходе беспорядков от 60 до 80 демонстрантов получили тяжелые побои или травмы, 9 человек было арестовано. Суд над задержанными состоялся на следующий день. Журналистов на суде не было. На некоторых демонстрантов распространились затем и внесудебные преследования (так, Д. Костенко, на суде отделавшийся предупреждением, был отчислен из очной аспирантуры).[170]
Студенческие беспорядки 12 апреля 1994 г. послужили стимулом к созданию профсоюза «Студенческая защита» — самой крупной, известной и активной организации «новых левых» в России. Именно активные участники беспорядков провели 16 апреля 1994 г. в МГУ учредительную конференцию профсоюза. В Исполком профсоюза вошли многие активные участники беспорядков, Д. Костенко был избран председателем Исполкома. К весне 1997 г. «Студенческая защита» уже насчитывала свыше 15 тысяч членов в 22 регионах России.
Беспорядки 12 апреля 1994 г. были первыми массовыми уличными гражданскими беспорядками в Москве (и, кажется, вообще в России) с момента событий октября 1993 г. и первыми уличными студенческими беспорядками в Москве с конца 60-х, со времени демонстраций китайских студентов, обучавшихся в Советском Союзе.
Официальные средства массовой информации студенческие беспорядки 12 апреля 1994 г. замолчали. Однако эффект от замалчивания получился обратный ожидавшемуся. Немногочисленные экземпляры малотиражных леворадикальных изданий с описанием событий 12 апреля в Москве, попавшие в провинцию в студенческую и вообще молодежную среду, буквально зачитывались до дыр, после чего содержание статей пересказывалось уже по памяти — с добавлением многих не существовавших в реальности эпизодов. Так, студенты из Владивостока, приехавшие в 1995 г. в Москву, были уверены, что 12 апреля демонстранты чуть-чуть не взяли штурмом Кремль, в этом же были уверены и студенты пединститута из Барнаула (там была даже сложена красивая легенда, что Ельцин 12 апреля был спешно эвакуирован из Кремля на вертолете). Минские студенты выпустили листовку, где события 12 апреля 1994 г. в Москве сравнивались с Красным Маем 1968-го в Париже.[171] Содержание листовки стало предметом специального заседания коллегии КГБ Белоруссии, после чего автор текста листовки — председатель «Свободного студенческого союза Беларуси» анархист Олег Новиков — был вынужден временно эмигрировать в «соседнюю страну» — на Украину, где белорусская госбезопасность, как ни странно, его не нашла.[172]
Следующие беспорядки, связанные со «Студенческой защитой», произошли через месяц с небольшим — в ночь с 19 на 20 мая 1994 г. в Твери, на территории студенческого городка Тверского государственного университета (ТГУ).
Собственно, то, что там произошло, «беспорядками» можно назвать с некоторой натяжкой. Или уж, во всяком случае, устроителями беспорядков были не столько студенты, сколько правоохранительные органы.
Дело в том, что после запрета КПСС и ее дочерних организаций (включая комсомол и пионерскую организацию) и развала СССР в студгородке ТГУ внезапно завелась «нездоровая» традиция: праздновать день рождения пионерской организации (19 мая 1922 г.). Праздник возник как большая студенческая пьянка, но к 1994 г. эта пьянка уже обросла ритуалами: полагалось надевать пионерские значки и галстуки, петь всю ночь напролет пионерские и комсомольские песни, дудеть в горны, бить в барабаны, ходить строем и разжигать пионерские костры. Причем с каждым годом праздник становился все менее пьяным (студенты в провинции нищали и перешли с водки на пиво — но и на пиво денег не хватало), но зато — в качестве компенсации — все более массовым и «пионерским». Это был, конечно, стёб, но с явными элементами вызова новой буржуазной власти. Два года власти снисходительно игнорировали эти грандиозные студенческие пьянки с пением, кострами и дудением в горны. В 1994 г. все изменилось.
Небольшая группа студентов, участвовавших 12 апреля в беспорядках в Москве и вдохновленных идеей создания в Твери отделения «Студенческой защиты», сочла, что День рождения пионерии — самый удобный случай для пропаганды этой идеи. К восторгу еще почти непьяных студентов они провозгласили территорию студгородка «оккупированной» и открыли «антиправительственный революционный митинг». «Митинг», вообще-то говоря, свелся к двум кратким речам о том, как плохо жить студентам и какая хорошая организация «Студенческая защита», а потому нужно срочно учредить ее и в Твери. «Митинг» пользовался успехом — в основном потому, что хлынувший ливень загасил «пионерский костер» и загнал студентов в помещения. «В ознаменование начала бескомпромиссной революционной борьбы» кто-то из ораторов предложил спеть «более взрослую» песню — «Интернационал». Народ дружно грянул (как ни странно, слова все знали).
