Погода опять испортилась. Дул неприятный, пробирающий до костей сырой ветер. Небо закрывали низкие серые тучи. Было не холодно, но промозгло. В такую погоду хорошо сидеть у камина с бокалом подогретого вина. А я присутствовал на публичной казни.
Последние лет сорок в империи публичных казней не проводилось. Преступников, приговоренных к смерти, отдавали магам или казнили прямо в тюрьмах, без свидетелей. Впрочем, и столь важных людей не приговаривали к смерти уже лет пятьдесят. Императоры предпочитали заменять смертную казнь ссылкой.
– Внимание. Его величество император Райхенской империи Аврелий своей волей обвиняет в измене, мятеже и пособничестве врагу и приговаривает к смерти! Гюнтера Райнеха! Ханса Круппа! Хаза Клайвица!
Список был долгим. В него, кроме верхушки промышленников и бывших глав Жандармерии и Городской стражи, входили наемники Союза промышленников и некоторые революционеры.
Народу на площади было много, но тишина стояла необыкновенная. Люди словно боялись хоть слово сказать. Приговоренные к смерти тоже молчали. Они, казалось, не верили, что приговор приведут в исполнение.
А палач уже стоял возле плахи с хорошо наточенным двуручным мечом. По долу простого клинка шла надпись: «Последний довод императора». Гвардейцы крепко держали приговоренных людей и двойным кольцом окружали эшафот. Родственников осужденных держали отдельно, под охраной.
– Милосердие часто путают с мягкостью, благородство – с малодушием, гуманность принимают за слабость, а нежелание убивать – за трусость, – спокойным, даже мягким тоном произнес император и обвел взглядом собравшихся на площади людей. – Не стоит так ошибаться.
Аврелий взмахнул рукой, и гвардейцы подтащили к плахе Хаза Клайвица. Пару дней назад он откровенно издевался надо мной и требовал письменного приказа императора. Я надеялся, что за это его отстранят, но не ожидал, что расправа будет столь быстрой и беспощадной. Бледного «непотопляемого» жандарма заставили стать на колени и опустить голову.
– Хаз Клайвиц. В ситуации, требовавшей быстрого и незамедлительного выполнения своих прямых обязанностей, не сделал ничего, чем обрек на смерть сотни жизней. Я расцениваю это как прямое предательство жителей города, доверивших ему охрану порядка.
Палач поднял меч. Смертельно бледный Хаз закрыл глаза…
– Но в условиях тяжелой войны предлагаю осужденному кровью искупить свое преступление в рядах особого подразделения райхенской армии, рядовым.
По площади пронесся вздох облегчения. Хаза Клайвица подняли и отвели в сторону. После него точно так же было с бывшим капитаном Городской стражи. Наемников Союза промышленников ждала каторга, революционеров – тюрьма.
Император всем заменял смертную казнь на другое наказание. Зрители, люди, приговоренные к казни, и их родственники расслабились. Пока очередь не дошла до двух последних членов Союза промышленников.
– Гюнтер Райнех. Спровоцировал массовые беспорядки, приведшие к многочисленным человеческим жертвам, вступил в преступный сговор с врагами Райхенской империи, устроил карательную операцию против семей рабочих.
Заместитель главы Союза промышленников был бледен, но не выглядел сильно испуганным. Еще бы, в первых рядах перед оцеплением стоят другие промышленники, сенаторы, дворяне. Все с телохранителями.
Я знал, что на императора уже пытались надавить и склонить его к тому, чтобы отпустить промышленников. Ему много обещали и многим угрожали.
– В этой стране право распоряжаться жизнью и смертью есть только у меня! Лишь я один имею право приговорить к смерти или помиловать! Только я, император Райхенской империи, вправе распоряжаться жизнями своих подданных! – Аврелий говорил спокойным тоном, хотя и достаточно громко, чтобы его все слышали. Но от его слов шел мороз по коже. – Это моя монополия, так понятно?
