— Месяц, год, сто лет! Нет, ты только посмотри! Было шестьсот отменнейших насморков, а теперь — ни единого чоха! — Толстяк опустился в кресло за столом, его румяная физиономия так и сияла. — Ну, ну, господа, будьте же благоразумны! Рассуждайте здраво. Впереди еще много дел, непочатый край! Меня, конечно, вызовут в Вашингтон. Через двадцать минут— пресс — конференция. Потом совещание с фармацевтическими фирмами. Мы не смеем становиться на пути прогресса! Мы одержали величайшую победу, такого торжества медицина еще не знала. Мы покорили насморк! Мы попадем в историю!
И уж тут — то, во всяком случае, он оказался прав.
Они и впрямь попали в историю.
Широкая публика восторженно приняла новую вакцину.
Среди недугов, когда — либо терзавших человечество, насморк испокон веку самый распространенный, самый прилипчивый и самый надоедливый. Он не признает ни сословных барьеров, ни государственных границ, ни классовых различий: дипломаты и горничные равно чихают, сопят и шмыгают носами. Ветреными осенними днями в американском сенате дебаты по самым животрепещущим вопросам почтительно прерываются, дабы ораторы высморкались и хрипло откашлялись. Спору нет, другие болезни могут сделать вас калекой и даже свести в могилу, но обыкновенный насморк мучает миллионы людей и упорно не поддается самым отчаянным попыткам его обуздать.
Так было, пока в один дождливый ноябрьский день гигантские буквы заголовков не возвестили с газетных полос:
КОФФИН НАВЕКИ ПОКОНЧИЛ С НАСМОРКОМ!
«НЕТ БОЛЬШЕ КАШЛЯ!» — УТВЕРЖДАЕТ ОДИН
ИЗ СОАВТОРОВ ОТКРЫТИЯ
ДЫШИТЕ СВОБОДНО!
ОДИН УКОЛ — И ВЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ
НЕ ЧИХНЕТЕ!
В медицинских кругах новое средство назвали «Многоцентрическая антивирусная вакцина Коффина для верхних дыхательных путей», но газеты, как известно, не терпят таких высокопарных названий и потому окрестили его просто «Эликсиром Коффина».
Под этими заголовками крупнейшие газетные знаменитости расписывали самыми яркими красками титанический подвиг доктора Чонси Патрика Коффина и др., решивших эту загадку всех времен. Расписывали, как после многолетних неудач и разочарований удалось в конце концов выделить культуру истинного возбудителя насморка и определить, что это не одиночный вирус и даже не группа вирусов, а скорее многоцентрический вирусный комплекс, поражающий слизистую оболочку носа, горла и глаз и способный изменять ее основную молекулярную структуру так, что ни внутренняя сопротивляемость организма, ни все попытки врачей приостановить действие вируса и уничтожить его не приводили ни к каким результатам; рассказывали, как доктор Филипп Доусон выдвинул гипотезу, что этот вирусный комплекс можно уничтожить только при помощи антитела, способного «заморозить» комплекс на время, достаточное, чтобы нормальный человеческий организм успел собраться с силами, и избавиться от непрошеного гостя; расписывали также мучительные поиски такого грозного антитела, бесчисленные инъекции бесчисленных галлонов культуры охлажденного вируса в бока множества готовых к услугам собак — эти животные никогда не страдают насморком, и они хоть и о тоской, но покорно переносили все испытания — и, наконец, успех!
Теперь настала пора опытной проверки. Первым вакцину испробовал на себе Коффин (он страдал особенно тяжелой формой того самого недуга, который пытался побороть); затем его помощники Филипп Доусон и Джейкоб Майлз; потом множество студентов университета — тут тщательно отобрали самых страждущих, тех, кто простужается при малейшем сквозняке и даже без оного и болеет подолгу, упорно не поддаваясь никакому лечению.
Это было плачевное зрелище: три долгих октябрьских дня через лабораторию Коффина вереницей тянулись студенты; все они пыхтели, как паровые двигатели, сопели, чихали, шмыгали носами, сморкались, кашляли и хрипели, и все с немой мольбой взирали на исследователей красными слезящимися глазами. А те делали им прививку — один укол в правую руку, другой, контрольный, в левую.
С нарастающим восторгом наблюдали они за плодами трудов своих. Все перестали сопеть, чихать и кашлять. В общежитии, в аудиториях, в библиотеке и в гимнастических залах воцарилась нерушимая тишина. Доктор Коффин вновь обрел голос (что, впрочем, не слишком обрадовало его сотрудников) и принялся скакать по лаборатории, как мальчишка на ярмарке. Студенты валом валили на контрольное обследование, носы у них были сухие, глаза сияли.
