— А вы вернулись, — сказал он.
— А я вернулся. У меня остался трактор с волокушами. Семь дней шел я назад под этим желтым Солнцем. Хватило времени подумать обо всем.
— Вы взяли с собой неподходящего человека, — сказал Бэрон. — В этом была ваша ошибка. Без него вы бы прошли…
— Никогда, — Клэни решительно замотал головой. — В первый день я тоже так думал — все случилось из‑за Макиверса, он во всем виноват. Но это неправда. Он был смел, отважен, дерзок…
— А рассудительности не хватало!
— Хватало, да еще как! Мы действительно обязаны были соблюдать график, даже если это грозило нам гибелью, потому что срыв графика, безусловно, погубил бы нас.
— Да, но с таким человеком…
— Такой человек был просто необходим, неужели вы не понимаете? Нас погубило Солнце и еще эта поверхность. Пожалуй, мы обрекли себя на гибель уже в тот день, когда начали этот поход, — Клэни перегнулся через стол, глядя на Бэрона чуть ли не умоляюще. — Мы этого не понимали, но так было, было. Есть места, куда человек не может проникнуть, бывают условия, которых ому не выдержать. Тем суждено было погибнуть, чтобы узнать это. Мне повезло, я вернулся. И я пытаюсь внушить вам то, что я понял там, — ни один человек никогда не пройдет через Солнечную сторону.
— Мы пройдем, — сказал Бэрон. — Это не будет увеселительной прогулкой, но мы пройдем.
— Ну ладно, предположим, пройдете, — неожиданно согласился Клони. Предположим, я ошибаюсь, и вы пройдете. А что дальше?
— А дальше — Солнце, — ответил Барон.
Клэни медленно закивал головой.
— Ну да, конечно, Солнце, что же еще… — Он рассмеялся. — Всего доброго, Бэрон. Приятно поболтали, и все такое. Спасибо за внимание.
Он поднялся, собираясь уйти, но Бэрон схватил его за руку.
— Еще один вопрос, Клэни. Зачем вы пришли ко мне?
— Хотел отговорить вас от самоубийства, — ответил Клэни.
— Лжете, Клэни, — сказал Бэрон.
Клэни долго смотрел на него в упор. Потом снова плюхнулся в кресло. В его бледно‑голубых глазах можно было прочесть и поражение и что‑то еще, совсем иное.
— Ну?
Питер Клэни беспомощно развел руками.
— Когда вы выступаете, Бэрон? Возьмите меня с собой…
Пер. Я. Берлина
Дневник Эми Бэллэнтайн, отрывки из которого мы публикуем, ранее написан фактически не был. Отчет о событиях и впечатлениях хранился в ее памяти в упорядоченном виде около девяти лет (она затрудняется сказать, когда начала его), и необходимо понять, что при передаче доля неточности в публикации, предпринятой здесь, неизбежна.
Вторник, 16 мая. Сегодня, около двух, Лэмбертсон вернулся из Бостона. Он выглядел уставшим; кажется, я никогда не видела его таким уставшим. Но это была не просто усталость. Может быть, злость, срыв? Трудно сказать. Больше всего это было похоже на поражение. Выйдя из вертолета, он сразу же пошел в свой офис, даже не заглянув в лабораторию.
И все‑таки хорошо, что он вернулся! За это время я успела перевести дух. Когда Лэмбертсон уехал, его заменил Дейкин, но его нельзя принимать всерьез, бедняжку. Так иногда хотелось поддеть его и посадить в лужу, что я целую неделю почти ничего не делала. Лэмбертсон вернулся, и уж он‑то из меня соки выжмет, но все равно я рада. Никогда не подумала бы, что буду так скучать по нему, когда он уедет.
Но надо бы ему сейчас отдохнуть, если он вообще отдыхает! И надо бы мне узнать — это главное, — зачем он ездил в Бостон. Ясно, что он не хотел ехать.
Я хотела считать с него всю информацию, но подумала, что он был бы недоволен. Лэмбертсон просто не желал разговаривать. Он даже не сказал мне, что вернулся, хотя знал, что я засекла его на дороге за пять миль. (Я уже могу это делать, благодаря Лэмбертсону. Расстояние для меня ничего не значит, если я о нем не думаю.)
И вот все, что мне удалось уловить, — это какие‑то клочки и обрывки с поверхности его сознания. Что‑то обо мне и докторе Кастере, и об этом противном коротышке, Эронсе или Бэронсе, или еще как‑то. Не могу вспомнить, но что‑то я о нем раньше слыхала. Надо, пожалуй, в этом покопаться.
Но если он видел доктора Кастера, почему он мне об этом не говорит?
Среда, 17 мая. Это был тот самый Эронс, которого я видела в Бостоне, и теперь мне ясно: произошло что‑то неладное. Я знаю этого человека. Я запомнила его давно, еще в Бердсли, задолго до того, как попасть в Центр исследований. Он был консультантом по психиатрии, и вряд ли я смогу забыть его, даже если очень захочу!
