Мирко и ещё одна сестра черногорок Наталия в 1911 году вступили в тайное общество «Чёрная рука» («Единство или смерть»), которое ставило своей целью объединить всех славян на Балканах в единое государство.
Военный агент в Сербии полковник В. А. Артамонов в 1911 году, сообщал российскому правительству: «Я не коснулся еще маловыясненного вопроса о связях ”Черной руки” с Болгарией (возбуждался вопрос о личной унии Сербии с Болгарией) и с Черногорией где энергичный и честолюбивый королевич Мирко, питающий надежды на соединение Сербства под своей властью, будто бы очень интересуется деятельностью «Чёрной руки»»[45].
4
Канун мировой войны — это время для создания обстоятельств неотвратимого конфликта, глобальной его причиной должны стать европейские национализмы, которые придут на смену имперским идеям России, Австрии, Германии и Турции. Полем для начала этого конфликта избираются Балканы, где происходит несколько подряд Балканских войн. И где ждут нового поворота истории.
Поэтому любая провокация может быть фитилём в этом пороховом погребе Европы.
Для того чтобы подогреть эту ситуацию совершаются провокационные вбросы.
Так в начале 1914 года из Швейцарии в Русский генеральный штаб было направлено письмо, в котором сообщалось что, уже в конце лета начнётся война. Тайный доброжелатель русского генштаба советовал военачальникам не ждать, когда развернуться боевые действия, а уже сейчас тайно придвинуть войска к границе с Германией и Австрией и в момент объявления войны нанести им сокрушительный удар. Неизвестный сообщал весьма интригующие подробности о дальнейшем историческом развитии так, как будто оно уже состоялось. Под своим письмом он поставил автограф: «Цезарь русской правды». Посланию не был дан ход. Из генштаба оно переместилось в архив департамента полиции, в ту его часть, которая занималась тайными обществами. В 1913 и 1914-м годах распространялись слухи и даже происходили выступления на съездах например Финляндской Социал-демократической партии, где в прямую говорилось что в ближайший год Российская империя падёт и нужно будет встать у руля новых государств. Создавалось ощущение что кто-то уже предрешил судьбу России и подготовил ей сценарий развала.
Однако у начала войны и её прелюдии должен быть механизм. Мы уже видели — что надёжным «засовом» конфликта был Распутин. Следовательно, необходимо было устранить его с пути, а затем создав провокацию повести дело уже к большой войне. Эти две ступени видятся сегодня очевидными.
И вот 29 июня (12 июля) 1914 года находясь в своем родном селе Покровском, Тюменского уезда Григорий подвергся нападению, которое едва не стоило ему жизни. В тот день Распутин собрался на почту для отправки телеграммы. Когда вышел из ворот дома, к нему подошла бедно одетая Хиония Гусева. Она попросила милостыню.
— Не надо кланяться, — обращается к незнакомке Распутин и подаёт деньги.
«Вчера днём, после обеда, увидела Григория Распутина — вспоминала на допросе Хиония Гусева: он шёл домой, и я повстречала его у ворот; под шалью у меня был спрятан кинжал. Ему я не кланялась. Один раз его этим кинжалом ударила в живот, после чего Распутин отбежал от меня. Я за ним бросилась, чтобы нанести смертельный удар, но он схватил лежащую на земле оглоблю и ею ударил меня по голове, отчего я тотчас упала на землю».
После покушения исправник обходит дома сельчан и обнаруживает сотрудника «Петербургского вестника» Вениамина Дувидзона. Он оказывается в нужном месте в нужный час. Журналист задерживается но по указанию из столицы отпускается, даже без допроса. Тут же в Петербурге появляется интервью с Гусевой, якобы она «истерически рыдая» хотела остановить зло. «Я- простая христианка, но больше не могла выносить поругание церкви. Янеизлечимо больна. Жизнь моя мне недорога…», — пишет Дувидзон. Полиция называет интервью фальшивкой: после ареста с Гусевой никто из журналистов не мог общаться. Но возможно интервью с ней было подготовлено до покушения и тогда журналист уже соучастник и заговорщик?
А вот что сообщал столичный филёр полиции «20 июля 1915 г…во время прогулки Распутин разговорился относительно войны: «Прошлый год, когда я лежал в больнице и слышно было, что скоро будет война, я просил государя не воевать и по этому случаю переслал ему штук 20 телеграмм, из коих одну послал очень серьезную, за которую, якобы, хотели меня предать суду. Доложили об этом государю, и он ответил, что «наши домашние дела и суду не подлежат». Или из более поздних высказываний Распутина: «В середине 1916 года мне довелось услышать его слова: «Если бы та потаскушка не пырнула меня ножом, никакой войны не было бы и в помине. Я бы не допустил этого».
