Протокол допроса № б/н от 14 марта 1938 года
В. Когда произошла вербовка Вас представителями правого блока?
О. Помилуйте, какая вербовка. Какой правый блок? Не было этого блока в помине, теперь уже спокойно можно об этом говорить, после того как московские процессы[1] закончились. Когда Троцкого отправили за границу, были отдельные высказывания его бывших сподвижников — Бухарина, Рыкова, Каменева, Зиновьева, частично Радека, других, которые помельче. Собирались, под рюмочку начальство ругали, как у нас принято, обычно на квартире у Томского[2]. Сталин уже тогда их всех от настоящей власти отодвинул, вот они и злобствовали. Я в этих заседаниях тоже иногда участие принимал, так, больше из любопытства. А им приятно было, что главный человек в ОГПУ с ними заодно.
В. Для старых революционеров довольно безрассудный шаг?
О. Революционеры они, конечно, все старые, только бестолковые. Как Троцкого скинули, остались словно ягнята в поле без поводыря. Всё прожекты сочиняли, мы со Сталиным поговорим, мы его убедим. Помню, что пьяный Рыков[3] бахвалился, если бы его план пятилетки приняли, по-другому бы сейчас страна жила. Не знаю, не знаю, я чекист, а не финансист. Я только поддакивал, у меня же немалый опыт создания мистификаций. Напомню, операция «Трест», дело «Промпартии»[4]. Они все фанатики французской революции, считали, что я такой новый Фуше[5], который все режимы переживёт. Они со мной дружить хотели, особенно после того, как я мастерски Горького на Родину заманил.
В. То есть Вы утверждаете, что это Вы их использовали, а не они Вас?
О. Я рассматривал эту братию как разменную монету. Я планировал их сдать при первом удобном случае, разыграть карту троцкистско-зиновьевской подпольной организации, которая вредит строительству светлого будущего. Так оно и получилось, только уже без прямого моего участия.
В. Инструкций от заграничного центра Троцкого не поступало?
О. Может, и были какие-то отдельные письма. Один агентурный источник сообщил, что у Бухарина[6] во время служебной поездки в Париж была встреча с сыном Троцкого Седовым. Но этот источник ненадёжный, в ИНО подозревали, что он двойной агент, на англичан работает. В целом, вся эта троцкистская организация была рядовой разработкой, лежала у меня в последнем ящике стола до подходящего момента.
В. Расскажите о том, что Вы назвали планом обходных мероприятий?
О. Скажу честно, обстановка в стране аховая была. На Украине голод, рабочие недовольны возросшими требованиями. Не готов утверждать, что всё соцстроительство сплошные приписки, но показухи и «потёмкинских деревень» предостаточно было, по своему опыту с Беломорканалом знаю. Да и как иначе можно было ожидать, когда стремительным рывком из феодализма в коммунизм побежали. Закордонная обстановка тоже не веселая, Прибалтика и Польша превратились в полигон для белогвардейских банд, на Северном Кавказе волнения[7]. Нехорошо чаша весов закачалась, почти как в девятнадцатом году, когда враги со всех сторон обступили. Было такое ощущение, что на грани большой войны балансируем. Так что, по совести, я понимаю, зачем товарищ Сталин эту грандиозную ревизию затеял. Но мне от этого, что легче было? Где гарантия, что первым под расстрел не пойду.
В. Перейдём к конкретным фактам.
О. Я тогда подумал, что кровь из носа надо отвести внимание в сторону. Такая хорошая заварушка нужна, но не в Москве, в Москве слишком на виду. Ленинград самое подходящее место. Одним выстрелом можно нескольких зайцев убить. Показать, что, невзирая на все усилия, оппозиция выжила и готова к смертельной борьбе. Крикунов почистить, в лагеря отправить. И самое главное — в обстановке Большого Террора, в этой истерике, любая ревизия насмарку пойдёт, если по нашей линии и будут претензии, объяснимся, мы, мол, докладывали о нездоровой обстановке, нас не послушали.
