Ретивые медовики - страница 2

Глядит Егорка сквозь городьбу и видит, стоят у попа в саду десятки пчелиных домиков — ульев и пчелы над ними, как медовые желтые капли, мелькают и падают на летки тяжело, часто, крупным дождем; здорово идет работа. Давно уж утро, а у попа и не вставали, им что? Егоркин отец им косит, пчелы мед таскают, можно и поспать!

Долго стоял Егорка. Вот наймичка Дунька пузатый самовар из дома в беседку притащила, вот попадья с полотенцем на плече пришла, за ней сын Толька и дочь Наташа. Сам поп вышел после всех, сытый, важный, и жмурится на солнышке, как кот.

Сперва прошел поп на пчельник, полюбовался на работу пчелиную, у одного улейка постоял, у другого, затем крикнул Дуняшке:

— Тарелочку принеси!

И был свидетелем Егорка, как доставал поп свежий сот, как ножик Дуняшка облизывала, как ловко попивали чаек поп с попятами.

Когда стал вырезать поп еще кусок, не вытерпел Егорка и, взобравшись на городьбу, заявил:

— Батя, давай меду!

— Это зачем? — удивился поп.

— Отец меня послал, — соврал, не сморгнув Егорка, — пить, мол, охота!

— Пить, ах ты, плут, — засмеялся поп, — меду тут не нужно. Дуня, дай мальчику квасу!

Через несколько минут озадаченный Егорка держал в руках поставочку с квасом.

— Неси скорей, а то ледок растает, да не пролей! — кричит вдогонку поп.

Опомнился Егорка на мостике, через речку Муравлинку, что поперек села бежит. Такая его взяла досада на попа! «Эка, квасу всучил, да у него этот квас кажный день в брюхе урчит! Вот насмешник долгогривый!» Хотел Егорка с досады квас в реку запустить, да что добру пропадать, — взял квас выпил, а поставочку глиняную так об перила хватил, что черепки через всю речушку брызнули.

— Эк, ты ловко горшки бьешь! — восхитился кто-то рядом.

Оглянулся Егорка и увидел своего друга — Ванюшку.

— Ты откуда?

— А ты?

Разговорились.

У Ванюшки с Елисеичем разговор произошел несколько иной, но результат был не менее плачевный.

Долго торчал он на плетне, разглядывал пчельник. Старик сидел на поваленной дуплянке и делал берестяные колпаки на ульи. Был Елисеич стар и прилаживал их медленно; когда нагибался за куском бересты иль за мочалой, кряхтел и охал. Когда стал прилаживать новый улей и поднимать его с земли, совсем сдал и, застонав, ухватился за поясницу.

— Дед, дай я тебе помогу! — высунулся из-за плетня Ванюшка, готовый перескочить на пчельник.

— Не торопись, чадушко, не торопись, — остановил ретивого помощника старик, — у меня свои помощники есть. — Елисеич позвал внучку. Вместе с ней они подняли улей.

— А то возьми в помощники, — теряя надежду, предложил все-таки Ванек.

— Вырастай большой, за Катьку сватайся, в дом возьму, не то что помощником — хозяином будешь! — лукаво улыбнулся приободрившийся при внучке Елисеич.

— Ну, да это в столоверскую[1] веру обратиться нужно? — задумался Ваня.

— Конешно, наша вера хорошая, да и мед и домик загляденье.

— Ну, за богатство не продамся! — вспыхнул Ванюшка.

— А на кой он мне нужен, клеваный лоб! — заявила востроглазая Катька.

Ваня схватился рукой за покрытый рябинками лоб и, покраснев, убежал в большой обиде.

Так сошлись два пострадавшие друга на мостике через речку Муравлинку и поведали каждый свою обиду.

— Эх, — сказал Егорка, — а еще революцию делали. Опять буржуи с медом, а мы с тобой, хоть и пионеры, на них облизываемся!

Ванюшка пристально и долго посмотрел на него своими большими глазами.

— Вот что, больше мы к ним не поклонимся, давай своих пчел заведем!

Отряд в селе Муравлинском и так летом чуть дышал, вот-вот и дух вон, развалится. Вожатый — Миша Хвостов — боролся с разложением всеми силами, за рукава ребят на отрядные сборы таскал, но когда двое наиболее боевых ребят, Егорка и Ванюшка, куда-то исчезли, у него руки опустились.

— Куда они делись, чем увлеклись? — тщетно ломал голову Миша.

А ребята занимались своим новым делом. Взялись они за него горячо и дружно. Сперва принялись за улей, но тут возник маленький спор: один предлагал вроде домика, а другой вроде колоды.

Егорка сумел доказать, что «вроде домика» лучше, — и принялись за него.