Тут и нашли его, молчаливого, нахохлившегося, Кирилл с Антоном.
— Валька, ты что? Обкормила тебя Маша, что ли?
Он не отвечал.
— Ну, в чем дело?
— Не троньте меня, ребята. Не весело, ну и не весело. Ничего не поделаешь.
— М-да… Слушай, Валя, сыграй что-нибудь потихоньку.
Валентин отказывался недолго. Он сел на футляр, подумал и заиграл «Полонез» Огинского. Играл он так мрачно, что все сразу затихли и повернулись к нему. Постепенно его обступили в полном молчании. Женька и Лиза подошли последними и стали позади всех. Исполнение «Полонеза» поразило девушку. Она примолкла, вытащила свою руку из Женькиной.
— Вот в чем дело, — тихо сказала она.
Ей припомнились случайные встречи с Валькой на дороге, когда он, заливаясь краской, твердо шагал мимо нее, выдерживая выражение философской сосредоточенности на конопатом лице. Вспомнила его восхищенный, сияющий взгляд, обращенный на нее, вспомнила, как он оторопел от ее сегодняшнего дурашливого поцелуя.
— Ну и Валька, до чего любит похоронные мелодии! — с хохотом произнес Женька. Лиза неприязненно посмотрела на него, а он уже громко кричал: — Валя! Дай мажорного! Душа веселья просит!
Валька глянул в его сторону и резко переменил мелодию, заиграв камаринскую и напевая: «Ах ты, сукин сын, камаринский мужик!» Затем поднялся со своего места, перешел на веранду, и начал подыгрывать девушке, которая сидела за пианино. Женька опять устремился к Лизе, которая согласилась с ним танцевать крайне неохотно. После танца Антон подозвал Женьку:
— Иди-ка на минутку!
Тот с явным нежеланием отошел от Лизы.
— Чего тебе?
— Отойдем. Слушай, что ты прилип к Лизе? Не видишь, как Валька по ней мучается?
«Прилип к Лизе!» Побледнев от гнева, Женька уже ничего не слыхал. Кулаки его сжались, брови сошлись к переносью, и грудь тяжело задышала. Он грубо выругался, сплюнул под ноги, и это был весь его ответ. Круто повернувшись, он пошел назад. Одним прыжком Антон настиг его, схватил за ворот и бросил оземь. Рука молниеносно скользнула Женьке на горло. Но в сознание проник голос совести, и негромко и предупреждающе прозвучало одно только слово: «Комсорг!» Антон заставил себя резко разжать руки. Женька видел, чего стоила эта выдержка, и просто струхнул. Антон, переводя прерывистое дыхание, сказал лишь: «Дурак!» — и, перешагнув через него, пошел к веранде, около которой по-прежнему танцевали и веселились. Женька поднялся, отряхнулся: «А ведь я, пожалуй, маху дал. Ну и Жгутов, просто бешеный!» — и поплелся к народу.
Сергей, увидав его, удивился.
— Ты чего такой кислый? Валька скис, так это понятно, по Лизе страдает, а ты с нею весь вечер — и тоже кислый. Нет, братцы, у физиков логику искать — пустое дело.
Только сейчас до Женьки дошел смысл слов Антона, и он крепко выругал себя. Он сразу же направился к Антону, но начался танец, к Антону подошла Маша и пригласила его. Женька вздохнул и пригласил первую попавшуюся девушку. Лиза сидела около заметно повеселевшего Вальки и о чем-то оживленно говорила с ним. Да у Женьки, правду сказать, совсем пропала охота ее приглашать.
— Антон, чем ты озабочен? — спросила Маша. — Тебе у нас не нравится? Почему ты хмурый?
— Да нет, у вас хорошо, весело.
— А в чем же дело?
— Зуб разболелся.
— А интересно, как зовут этот зуб?
Антон отмолчался. Мария пытливо глянула ему в лицо, вздохнула и тоже замолчала.
Праздник окончился в начале первого. Самбисты стали прощаться с девушками.
— Э, нет, так легко вы с нами не расстанетесь! — заявила Лиза. Она схватила аккордеон и надела ремень себе на плечо: — Я Валечке помогу донести. Айда с ними, девочки!
— Ну, тогда неси футляр, — сказал Валька, — а я буду играть.
Он заиграл «Подмосковные вечера», и оживленная ватага с песней двинулась к республике Самбо. Маша взяла Антона под руку и, задерживая шаг, отстала с ним. Прижавшись к его плечу, девушка шла все тише. Пение слышалось уже далеко впереди. Несколько раз закусив губу и наконец решившись. Мария с отчаянием и радостью сказала:
— Антон… Антон… — Остановилась и повернулась к нему: — Ты такой… такой сильный, хороший… Я хочу бывать с тобой, видеться… часто-часто… Антон! — Голос ее дрогнул ожиданием счастья. — Почему ты молчишь?
