Масштабы…
Врачевала Маргарита действительно толково, литовские пациентки не зря проникались к ней доверием. Фундамент был заложен прочный — в одном из германских университетов, куда отправил дочку отец; естественным наукам, да еще философии, в Германии в то время учили лучше, чем где бы то ни было. А уж практика… Едва закончив курс, Маргарита попала на фронт первой мировой войны, в Галицию. Поработала медсестрой, потом пришлось перебрать чуть ли не все медицинские специальности, так что, вернувшись в Крым, она внезапно оказалась одним из самых заметных в Симферополе молодых врачей.
Медаль «За храбрость» за номером 974 603 она бережно хранила до самой смерти.
В годы гражданской в Крым попутным ветром занесло нескольких представителей когорты латышей, своей энергией, стойкостью, неподкупностью, фанатической верностью идеалам и присяге так своевременно и так основательно поддержавших молодую советскую власть. Роман одного из латышей с Маргаритой, официально, впрочем, зарегистрированный, длился недолго — в семье остались смутные воспоминания о гладко выбритой голове новоявленного зятя, его потрясающей аккуратности, а также о непривычном для южных ушей специфическом произношении русских слов. Потом Карлуша исчез так же внезапно, как и появился, а Маргарита в ноябре двадцать первого года родила сына.
Когда мать и сын стали совершать первые прогулки по бульвару, и сейчас еще вытянутому вдоль улицы, где некогда стоял дом Георгия, сидевшие на лавочках старухи дружно ахали: рядом с чернявой армяночкой, каких в Симферополе пруд пруди, ковылял вылитый ангелочек — златокудрый малютка с ослепительно белой кожей и голубыми глазами.
Контрасты…
Давненько это было. Вслед за умершим еще в войну Георгием, в двадцать четвертом году скончалась Елизавета, остатки семьи немедленно рассыпались кто куда, и Маргарита с сыном уехали в Ленинград. С этим городом связывались когда-то вершинки самых пламенных ее мечтаний, — теперь представлялся случай исполнить мечту, и Маргарита не раскаялась в своем выборе. Даже покинув, в конце жизни, «северную Пальмиру», она, невзирая на все, там пережитое, сохранила горячую симпатию к городу, среди великих страданий и мук сумевшему каким-то чудом не подавить, а очистить, поддержать, укрепить лучшие качества ее души.
Так ей казалось во всяком случае.
Она спокойно подняла в одиночку сына. Женщина самостоятельная, Маргарита выбирала друга сердца долго и осмотрительно, среди людей солидных, не склонных к крайностям, и выбрала человека, не только составлявшего ей приятную компанию и практически помогавшего ее вдовьей судьбе, но и никогда не докучавшего мальчику.
Сын радовал ее. Хорошо учился, и не просто хорошо, а был все школьные годы устойчивым отличником. Стал комсомольцем. Успешно занимался спортом, много читал, играл в шахматы, увлекался фотографией, — его снимок, девять на двенадцать: мать в рабочем кабинете в консультации, в белом халате, на фоне плаката со все тем же призывом не носить круглых подвязок, собственноручно сыном изготовленный, обошел всю родню, — словом, вырос здоровым физически и духовно, выдержанным, скромным, но не сомневающимся в своих возможностях юношей, каких немало встречалось в поколении, кончившем школу в тридцать восьмом, тридцать девятом, сороковом и сорок первом годах.
Надежные были ребятки…
Темпераментом сын пошел, скорее, в отца: он и брался за все, что делал, так же основательно и дотошно, и волосы, как и отец, стал терять уже в старших классах школы, в результате чего часто стригся под машинку. Это не уродовало его внешность, как бывает сплошь да рядом, а лишь еще глубже вскрывало добрые качества его натуры и придавало лицу известное своеобразие — примерно так же многим современным молодым людям придает своеобразие совершенно невозможная в тридцатые годы бородка, нередко скрадывающая безволие их черт. Он пользовался успехом у девушек, но, как многие его сверстники, считал, что в этом деле слишком уж легко поскользнуться, и сдерживал себя всячески; он ухаживал за девушками, сопровождал их на каток, на танцы, в кино, в театр, был непременным участником всех школьных и домашних вечеринок и целовался там от души, но ни одну из своих подруг не сделал несчастной.
