Внизу один из бегущих заорал хрипло, с нескрываемым торжеством в голосе:
— Братцы-ы! Это же тот черномазый ублюдок Смолл! Берем его, братцы!
Смолл сжался, слегка присев, скрестил руки и прикрыл ими голову, в тот момент когда мужчины подбежали к нему. Дубинка одного из них резко упала на скрещенные руки негра, сбив его с ног. Он упал на колени. Еще одна дубинка блеснула под солнцем. Резкий удар дерева о кость отчетливо донесся до Кэйда, когда он переводил кадр и нажимал на спуск.
Все пятеро теперь столпились над упавшим негром. Яркая лента крови текла по диагонали улицы под десятком ног в тяжелых пыльных башмаках.
Смолл бился в конвульсиях, когда снова дубинка со стуком обрушилась на его ребра. Один из мужчин оттолкнул другого, чтобы удобнее было нанести удар по лежащему человеку. Его крепкий башмак обрушился на лицо Смолла. Кровь брызнула фонтаном, окропив башмак и штанину ударившего.
А в это время этажами выше затвор камеры стремительно щелкал раз за разом.
И вдруг из отеля выскочила худенькая чернокожая девушка. На ней была белая униформа, ни чулок, ни туфель. Бежала она стремительно и молча.
Видоискатель поймал ее. Отчетливо видно было лицо с выражением безграничного ужаса, плотно и решительно сжатые губы, капли пота вокруг широко раскрытых глаз.
К тому моменту, когда она подбежала, один из экзекуторов занес ногу для очередного удара по лицу Смолла. Негритянка ногтями вцепилась в лицо громиле и отбросила его. В следующее мгновение она стояла над Смоллом, повернувшись лицом ко всем пятерым.
Они отпрянули. Воцарилась напряженная пауза. Потом человек с исцарапанным лицом издал вопль и, взметнув дубинку, бросился на девушку. Она вскинула локоть, и удар обрушился на ее руку. Рука безжизненно повисла, белый острый край раздробленной кости вылез сквозь черную кожу.
— Убью-у! Потаскуха черномазая! — заорал нападавший и нанес ей удар дубинкой по голове. Она упала прямо на Смолла, белая форменная юбка задралась до поясницы, обнажив тонкие длинные ноги.
Послышалась трель полицейского свистка. Все пятеро настороженно обернулись. Двое полицейских остановились неподалеку. Звезды на рубашках ослепительно сверкали под лучами солнца. Они наблюдали за происходящим, широко улыбаясь. Потом медленно направились к группе мужчин.
Все пятеро повернулись к полицейским спиной и торопливо зашагали в противоположную сторону. К тому времени, как полицейские подошли к лежащим неподвижно фигурам, все пятеро скрылись из виду.
Кэйда затрясло, как в ознобе, но он знал: ему удалось сделать серию снимков, которые заговорят громче, чем любые фотографии разгона демонстрации или митинга за гражданские права.
Пошатываясь, он вошел в комнату и замер.
Глаза Митчелла, стоявшего у раскрытой двери, напоминали мокрую гальку.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга неподвижно, потом Митчелл вошел, захлопнул за собой дверь и повернул ключ в замке.
— Сук-кин сын… А ну, давай сюда камеру, — произнес он.
4
Кэйд подумал: возможно ли такое? За год я довел себя до такого состояния. Даже в мозгах пересохло. Вот сейчас, когда мне нужна вся моя сила, я уверен, что эта сила меня подведет. Год, всего год назад с таким мозгляком я бы справился играючи. А теперь он наводит на меня ужас. Он кажется слишком сильным и проворным, чтобы я мог с ним справиться. Он будет меня бить, сделает из меня кровавую котлету. И еще он заберет мои снимки.
— Ты что, оглох?! — голос Митчелла прозвучал резко, как выстрел. — Дай камеру!
Кэйд попятился от него. Руки, державшие камеру, тряслись. Он уперся спиной в стену.
Митчелл направился к нему.
— Я видел, как ты снимал, — сказал он. — Искал неприятностей — вот и схлопотал их: я ведь предупреждал. Так? А теперь давай камеру!
— Можете взять, — чуть слышно проговорил Кэйд. — Только не трогайте меня. Не надо… — Он начал снимать с шеи ремень, на котором висел фотоаппарат.
Митчелл остановился, наблюдая за ним. На его лице появилась злорадная улыбка.
Камера повисла на ремне в правой руке Кэйда. Лицо его побелело, дыхание стало прерывистым. Весь облик выражал безграничный страх. Он выглядел, как загнанный и обреченный зверь. Именно это обмануло Митчелла. Он расслабился, садистски предвкушая, как начнет бить кастетом по лицу этого жалкого, трясущегося человека. Щелкнул пальцами: