Вскоре девушка устроилась на асфальтовый завод, «на лопату», как она выразилась. На заводе Сашка познакомилась с пожилым водителем камаза, который предложил ей жить вместе. Хотя водитель годился девушке в отцы, Сашка согласилась. Потянулась бесконечная череда однообразных будней. По двенадцать часов в день девушка, вместе с другими женщинами, вручную раскидывала горячий асфальт, а ночью вечно голодный и полупьяный шофер терзал ее тело.
Другая бы сдохла от такой жизни, но хрупкая Сашка оказалась двужильной. Неизвестно, сколько бы она выдержала, если бы сожитель не стал предлагать зарегистрировать брак.
«Хватит, – решила Сашка, – пора что-то менять». Замуж за постылого водителя она не собиралась. Не сказав никому ни слова, девушка уволилась с завода и приехала в Москву. Подружка дала ей один адресок. По этому адресу Сашка познакомилась с какой-то Иркой, которая разрешила у нее переночевать. Пока девушки разговаривали, зашли Иркины знакомые парни и пригласили их в пивбар. Видимо парни что-то подсыпали Сашке в пиво, так как, по ее словам, она быстро опьянела, перестала себя контролировать, и очнулась уже только на воздухе. Ирка куда-то скрылась, а подонки потребовали рассчитаться с ними натурой за выпитое пиво.
– В общем, дороговастенький вышел пивасик, – подытожила Сашка, когда мы поднимались ко мне на пятый этаж.
На пятом этаже находилась огромная четырехкомнатная квартира, которая принадлежала моему старому другу Жене Маргулису. Сам Маргулис постоянно жил в Питере, а квартиру в Москве, оставшуюся ему от родителей, сдавал. Он вечно выручал меня из разных передряг и, если квартира была свободна, пускал здесь пожить, когда я появлялся в столице.
– Есть будешь? – спросил я девушку, устало присевшую на кухне.
– Буду! – встрепенулась Сашка.
– Тогда иди умываться, – велел я, – а я что-нибудь попробую сообразить на скорую руку. Ванная комната по коридору налево.
Девчонка упорхнула, а я занялся приготовлением ужина. Прислушиваясь к шуму воды, доносящемуся из ванной, я почистил и пожарил картошку, заварил чай, нарезал хлеб. Теперь смерть от голода нам не грозила.
Когда все было готово, я позвал нежданную гостью к столу:
– Эй, черепаха Тортила, хватит плескаться! Иди ужинать.
– Я не черепаха! – строптиво ответила девчонка, появившись на кухне. – Ты сам крокодил!
Я отметил перемену, произошедшую с Сашкой после купания. До этого момента я видел лишь замурзанную пигалицу. Теперь же передо мной стояла красивая сероглазая девушка. Сашка даже ростом стала, как будто, выше. На ней был надет мой мохнатый банный халат. Распущенные, мокрые волосы, цвета спелой пшеницы, тяжелой волной спадали на плечи.
– Ну, что уставился? – вернула девушка меня к действительности. – Мы будем ужинать или нет?
После физкультуры в темном дворе, я и сам был не прочь закусить, а Сашка набросилась на еду, как голодный карась на наживку.
– Да не спеши ты так, – попытался я замедлить мелькание ее вилки.
– Сегодня не съем, завтра не дадут, – с набитым ртом пробормотала девчонка детдомовскую мудрость.
– Ну что, сыта? – спросил я ее, когда сковорода опустела.
– Теперь бы еще пивка для рывка! – удовлетворенно откинулась на спинку стула Сашка, поглаживая туго набитый живот.
– Пивка на сегодня тебе уже хватит! – оборвал я размечтавшуюся девчонку. – Ты лучше скажи, что дальше собираешься делать?
Сашка легкомысленно махнула рукой.
– А, не знаю. Может, на работу устроюсь. Может, замуж выйду за какого-нибудь москвича.
– Опять за водителя камаза? – усмехнулся я.
– Нет уж! – дернула плечом Сашка. – Я про кардан и солярку уже все знаю. Чай будешь?
Я кивнул. Девушка легко соскользнула со стула и принялась наливать чай в чашки. Я наблюдал за ее грациозными движениями. Сашка заметила мой взгляд и с вызовом спросила:
– Что ты все время меня разглядываешь?
Я пожал плечами.
– А почему нет? Ты девушка симпатичная. На тебя приятно смотреть.
Сашка подвинула мне мою чашку и, снова усевшись на стул, серьезно сказала:
– Слушай, Серега. Давай договоримся на берегу. Спасибо тебе, конечно, что приютил, но если ты за это хочешь от меня какой-то особой благодарности, так я тебе сразу говорю – нет. Мне девятнадцать, тебе лет сорок. Извини, но не стучи не в те двери!
