Все то время, пока я говорил, мой собеседник спокойно курил сигарету, время от времени окидывая меня внимательным взглядом. Когда я закончил и сел на нары, он вынул сигарету изо рта, кинул ее в железную банку с водой, стоящую на столе и усмехнулся.
– Вам не к лицу, Баринов, образ Чайльд-Гарольда. Ах, на празднике жизни не нашлось места такому аристократу духа как вы! Ах, вы обиделись! Поймите же, что есть реальная жизнь. Что бы ни происходило в нашей стране, нужно работать, менять что-то к лучшему. Страну по-прежнему нужно защищать. Мне тоже многое не нравится, но в отличие от вас я не дезертирую, не бегу от трудностей. Я и мои товарищи продолжают честно делать свое дело. Впрочем, у меня нет времени и желания дискутировать с вами. Мне пора идти. Я все-таки дам вам еще немного времени подумать. Надеюсь, что у вас хватит здравого смысла принять мое предложение.
После этих слов Александр Александрович небрежно кивнул мне и, не оглядываясь, вышел из камеры.
Времени подумать, как обещал Александр Александрович, мне не дали. Вскоре после его ухода, два охранника вывели меня из камеры и куда-то повели. После непродолжительного перехода по унылым коридорам следственного изолятора, мы остановились возле другой камеры.
– Здесь тебе скучать не дадут, – недобро улыбаясь, сказал один из сопровождающих, пока другой возился с дверью.
Справившись с замком, охранник открыл камеру и втолкнул меня внутрь. Дверь за моей спиной закрылась. Я остановился на пороге и огляделся. Это помещение было побольше моего прежнего жилья. Двухъярусные железные кровати на восемь человек, но заняты только шесть. Посредине камеры стол, за ним сидят трое и смотрят на меня. Еще двое сидят на нижней кровати и играют в нарды, один спит наверху.
– Здравствуйте, – скромно говорю я и жду, что будет дальше. Ведь не случайно меня перевели на новое место. Значит кем-то так задумано и меня ждут какие-то сюрпризы. И наверняка неприятные.
– Ну что стоишь, проходи сюда «ботаник», – не слишком любезно приветствовал меня мужчина сидящий за столом в окружении своих сподвижников. Сподвижники своими габаритами напоминали шкафы для одежды, а говоривший со мной – покрытого татуировками слона.
Я молча подошел к столу. Игравшие в нарды прекратили игру и тоже стали разглядывать меня. «Слон» презрительно произнес:
– Я – Колючий, смотрящий. Мое слово для тебя закон. Твое место вон там, у двери. Разговор с тобой еще у меня будет, а пока ляг на нары и зачахни. Сейчас я занят.
Колючий повернулся к одному из «шкафов» и перестал обращать на меня внимание. Ну что же, я занял указанные мне столь нелюбезно нары и на время зачах. Хотя я и не специалист по тюремным законам, я все же понял, что то, как меня встретили, не соответствует обычным порядкам. Демонстративная грубость Колючего – сигнал опасности для меня. Судя по всему, меня сунули в обычную пресс-хату, каковая имеется почти в каждом нашем пенитенциарном заведении. В них собирают особей, которые по заказу администрации ломают неломающихся.
Пока мои сокамерники занимались своими делами, я, лежа на жесткой постели, обдумывал складывающуюся ситуацию. Меня поместили в пресс-хату, чтобы поставить в безвыходное положение. Здесь или меня убьют граждане бандиты, или я убью кого-нибудь из них. Таким нехитрым образом, я намотаю себе еще один срок, и меня можно будет держать в тюрьме до скончания дней. Навсегда лишаться свободы мне не хотелось. Позволить себя забить до смерти тоже не вариант. Ну что же, эту партию мои противники, похоже, выиграли. Придется пока признать свое поражение и заново расставить фигуры для новой партии. А сейчас сыграем по их правилам. Я лег поудобнее, расслабился и, пользуясь предоставленной возможностью, начал готовиться к тому, что мне предстояло скоро сделать.
В каждом человеке дремлет потенциальный убийца, и восточные мудрецы издавна знали как разбудить этого убийцу. Современная наука своими путями также пришла к этому знанию. Сегодня существует много методик подготовки идеальных бойцов, которые используют различные спецслужбы. С помощью нейролингвистического программирования, а проще говоря, гипноза или самогипноза в подсознание бойца загоняется образ идеального воина, например какого-то хищного животного, которому боец будет следовать в поединке. Это может быть также образ киногероя, всегда побеждающего врагов на экране или какого-то исторического персонажа. Главное, чтобы для бойца он олицетворял образец воинского умения и непобедимости. В результате специальных упражнений этот идеальный образ сливается с личностью самого бойца. Таким образом, боец становится идеальным воином, абсолютным оружием. В нужный момент, с помощью кодовых слов и жестов боец вызывает к жизни этого идеального воина. Конечно, такое программирование не может заменить развитого тела и натренированной техники, но оно увеличивает скорость, силу и реакцию в бою, а также выключает из сознания страх, жалость и нерешительность. Такой боец не чувствует боли и его можно остановить только серьезно ранив или убив. Упражнения на развитие физических качеств и отработка приемов борьбы без оружия и с оружием всегда составляли только половину подготовки настоящего воина во всех школах боевых искусств Китая, Японии, Кореи, Вьетнама. Вторая половина, причем самая важная и самая секретная, состояла из психотехники. Только благодаря искусственно измененной психике восточный воин мог сражаться вслепую, с завязанными глазами, безмятежно выходить один против целой армии не испытывая ни малейшего страха и слагать изысканные стихи перед обрядом ритуального самоубийства – сэппуку.
