Зрачки Гейл расширились, рот приоткрылся. Типичная реакция.
— О, как это мило, Джулиан!
Он пожал плечами. Внешне он был само равнодушие, но внутри — кровь с удвоенной энергией бежала по венам.
— Я вам так благодарна! В конце концов, сейчас ведь глубокая ночь, а вы все равно согласились прийти.
— Пустяки. — Конечно, Джулиан мог сказать «что вы, что вы…» или «не стоит благодарности». Но «пустяки» было лучше всего: достаточно равнодушное выражение, которое в то же время показывало, кто здесь главный.
— Я бы глаз не смогла сомкнуть, если бы знала, что эта тварь летает по дому. На самом деле я так переволновалась, что мне совершенно не хочется спать. — Ее взгляд на секунду задержался на его крошечной бородке. — Не хотите ли чего-нибудь выпить?
Джулиан задумался над ее предложением. Он смотрел прямо в глаза Гейл, но видел банку клубничного джема.
— Позвольте мне хоть так вас отблагодарить, — уговаривала Гейл.
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал Джулиан. Или стоило сказать «вы очень добры»? Нет, этот вариант определенно не годился.
— У меня прямо здесь есть маленький бар. На всякий случай. — Гейл подошла к старому книжному шкафу — вероятно, антиквариат, — на одной из нижних полок которого стоял серебряный поднос. — «Kahlua», бурбон, коньяк. Что будете?
Джулиан выбрал коньяк. Себе Гейл налила «Kahlua». Она подтащила к кровати кресло, обитое бархатом, и предложила его Джулиану, потом убрала с кровати бумаги и села, вытянув ноги и откинувшись на подушки. Джулиан впервые увидел ее ступни. Ногти на ногах были покрашены ярко-красным лаком. Было видно, что она гордится своими ногами, и, по правде сказать, у нее были для этого все основания: ступни идеальной формы, в которых не было и намека на ее возраст. Они свидетельствовали об опыте и обещали удовольствие.
Гейл подняла свой стакан:
— За летучих мышей!
Джулиан отпил глоток коньяка. Она слишком легкомысленно пользовалась словами.
— Расскажите мне о себе, Джулиан.
— Рассказывать особо нечего.
— Только не сочтите меня чересчур любопытной.
— Все в порядке. Просто я уверен, что ваша жизнь гораздо интереснее моей.
— Не такая интересная, как мне бы хотелось. Иногда мне кажется, что я еще и не начинала жить. Я постоянно жила так, как жили люди вокруг меня: мужья, любовники, дети… Сейчас я уже не уверена, что они все делали так, как надо. Только не дети, конечно. У меня два очаровательных ребенка: сын и дочь. Но они давно покинули родное гнездо.
— Они живут где-то рядом?
— Сын — в Хьюстоне, дочь — в Калифорнии. — Гейл отпила глоток. — Но дело в другом. Я способна на многое. Эти слова могут показаться странными, особенно если учесть мой возраст, спасибо, кстати, что не спросили, сколько мне лет. Я не хочу быть запертой, если вы понимаете, что я имею в виду.
Джулиан кивнул.
— Вы хороший слушатель. У меня не очень много опыта в такого рода разговорах.
Джулиан ее вообще не слушал. Гейл неправильно истолковала его взгляд, направленный на ее красные ногти.
— Не сделаете еще одно одолжение, Джулиан? Плесните мне еще капелюшечку.
Она протянула ему пустой стакан. Их руки соприкоснулись. Когда-то ее руки были очень красивы, почти так же красивы, как и ступни, но теперь они выдавали ее возраст. Джулиан встал, подошел к подносу и налил Гейл еще «Kahlua».
— Должна сказать, что вы очень добрый человек, — сказала Гейл, взяв у него свой стакан.
Джулиан сел обратно в кресло. Несколько минут они молчали, и он уже решил, что Гейл обдумывает новый тост, но она ничего не сказала. Какое облегчение. Она отпила немного ликера, ее лицо порозовело. Потом она взглянула на Джулиана, отпила еще немного и слегка сдвинула ноги. Ступни оказались на самом краю кровати.
— Джулиан, можно, я скажу вам кое-что очень личное?
— Да.
— Мне очень нравится эта ваша бородка.
Джулиан улыбнулся.
Ее нога соскользнула с кровати, что могло произойти случайно, и уместилась у него на колене, что случайностью точно не было. Джулиан продолжал улыбаться, сделав вид, будто улыбка предназначалась Гейл. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ногти были аккуратно подстрижены.