- Точно! - вновь загорячился Мичман. - Трейсинг искусство в гораздо большей степени, нежели спорт! Я не устану говорить об этом - неотъемлемой частью трейсинга является именно творчество, - отбил он пустой банкой каждое слово по собственному колену. Поглядел на банку, смял ее в пальцах и зашвырнул подальше. - Одним прыжком преодолевая лестничный пролет, на котором терпеливый дяденька-обыватель считает все двенадцать ступенек, или совершая головокружительный полет между безразличными громадами высотных зданий, трейсер так или иначе выделяется из серой массы толпы, это происходит благодаря тому, что он творец, создающий новые законы движения, там где, казалось бы, все направления и возможности передвижения были уже раз и навсегда определены.
- Ой, ой, ой, - иронично заметил Володя. - Прямо Ньютоны, Галилеи и Коперники.
- Ну не так уж и прямо...
- Прямо, прямо, - засмеялся Володька. - "Полет между безразличными громадами", ты сказал? Ну да, стоят покойные нью-йоркские близнецы, а Мичман как разбежался, как сиганул с одного на другой и попал...
- В окно пятьдесят восьмого этажа, - засмеялся Глип.
Мичман шутки не понял. Видать сильно его достали "официальные представители", покушающиеся на его и любимого им трейсинга свободу.
- Причем тут физика! Мы живем в мире острых углов, прямых дорожек и пыльных стен - эта урбанистическая реальность. Мир зажат. Расчерчен тротуарами. Отрегулирован светофорами и правилами дорожного движения. Пешеходные зебры. Подземные переходы. "По газонам не ходить", "Памятник архитектуры", на него плевать нельзя! Достало! В этом мире многое уже решено за нас, в том числе и то, как мы должны перемещаться! Человек, который однажды не подчинился этим предписаниям, избрал силу, грацию, быстроту и свободу в области движения - не является ли он своего рода художником? Заставляющим нас не красками, а своими движениями по новому взглянуть на реальность?
- Точно! - подзадорил Володя. - Красиво, когда картина собственным организмом по асфальту! И внутренности в стороны. И мозги...
Глип тоже принялся иронизировать:
- Не, Володь, откуда у трейсера мозги? У него в голове гирокомпас и дальномер, как у самонаводящейся ракеты - и все! Он по азимуту ходит: сказано на северо-северо восток порядка полутора километров, азимут такой-то, отклонение плюс-минус трамвайная остановка, подъезд влево, подъезд вправо - нарушение, остановка больше пяти минут - снятие с маршрута... Он и прет как трактор!
Харитон глянул на Глипа и покачал головой.
- И ты, Глип... - сказал он горько.
- А ты будешь знать, как лекции нам читать, - погрозил пальцем Глип. - Нашел, понимаешь ли, курсантов. Вон, - кивнул Глип на глазеющих по сторонам мальков, - тебя публика заждалась. Им и вещай.
- Может он на нас свою пламенную речь в Спорткомитете пробует, - сказал Володя серьезно.
- Иди ты, Володька! - махнул рукой Мичман. - Все вечно опошлишь.
- Да не обижайся ты на него, Джек, - успокоил Глип соратника. - Что ты не видишь, что он тебя просто заводит.
Харитон отмахнулся.
- Да знаю, что заводит. Только достали. Ладно. - Он решительно хлопнул ладонями по ляжкам. - Пойду к своим, а то и верно, застоялись уже. Вы, поди, не уйдете? - глаза его скользнули по оставшимся банкам.
- Не боись, оставим, - успокоил Володя. - Хотя Эндрю на тебя не рассчитывал.
- А чего это, кстати, капиталист наш расщедрился?
Глип коротко описал ситуацию.
- Ничего себе, - Мичман даже присвистнул. - Так вы того, дождитесь тогда. Мне недолго...
И Мичман зашагал к стайке мальков, которая забыв, что им как-то надо реагировать на странное поведение своего наставника, бросившего лекцию на полуслове, загляделась на работающих на "Колизее" опытных трейсеров.
Когда Харитон отошел, Володя опять напомнил:
- Так чего ты меня звал-то, Гоша? Не бакланить же про то, почему в "Трех поросятах" свет погас.
Глип поморщился.
- Да это как сказать. Одно может с другим как-то и коннектит...
Володя поглядел на Глипа, понял, что тот не шутит, и достал еще по банке.
- Колись! - велел он, срывая замочки с обоих.
Глип пожал плечами:
- Тут колоться-то особо нечего...
