Губы Райса с облегчением распустились в улыбке.
— Не беспокойтесь, это не Король Артур.
Реддинг обратился взором к Весу. Полковник оставался безмолвным и безучастным. Глаза его сухо блестели бессильной злобой.
— Что будем делать? — пытался вывести его из оцепенения Райс. Вес молчал. Потом он направил лошадь к невысокой обгоревшей изгороди, обрамлявшей небольшой участок земли за домом. Должно быть, это было семейное кладбище. Вес угрюмо-беспомощно склонил голову над надгробной плитой. Сюзанна повернулась к Райсу
— Наш отец умер два года назад. Вес не смог тогда прибыть на похороны.
— А ваша мама?
— Пятнадцать лет назад. В родах.
— Никого не осталось?
Сюзанна горестно покачала головой.
— У нас было еще два брата. Один умер в пятилетнем возрасте от укуса ядовитой змеи. Второго убили индейцы несколько лет назад.
Лошадь Райса беспокойно перебирала ногами, и он знал, что животному просто-напросто передалась его нервическая напряженность.
— Почему вы не присоединитесь к брату?
— Я думаю, ему нужно некоторое время побыть одному.
В речи Сюзанны звучала мягкая всепонимающая и всепрощающая грусть. Звуки ее голоса волнами участия отозвались в сердце Райса. Сюзанна обратилась к нему.
— У вас есть семья?
— Нет, — неожиданно грубо обрубил Реддинг.
— А что с вашими родителями?
Глаза женщины пристально и ровно следили за ним. Но было ясно, что за внешней сдержанностью скрывается бездна чувств.
Реддинг еще раз внимательно обвел глазами окрестности, разрушенный дом, где Сюзанна провела столько лет от рождения до замужества. Может, в конце концов, ему повезло: если у тебя ничего нет, ты не можешь ничего потерять.
Или можешь?
Райс вообразил, как спокойно и размеренно протекала жизнь дома в его прежние, счастливые, безоблачные дни. За домом расстилались безбрежные поля хлопчатника, убегающие к горизонту покатые холмы были убраны дикими цветами; внизу радовали глаз сочными травами заливные луга, а солнце светило так ярко, что было больно глазам. Он представил себе Веса и Сюзанну озорными детьми, резвящимися во дворе. Отец зорко наблюдал за ними. В то время прислуга убирала террасу, выходящую на реку. Все прошло. Пропало. Развеялось как дым пожарища. Дом. Уют. Мечты.
Реддинг поискал глазами Веса. Тот по-прежнему стоял, опираясь на костыли, низко опустив голову. Лучше не мечтать ни о чем, тогда не будет разочарований.
Тем не менее Райс чувствовал себя опустошенным. Это было во много раз больнее, чем раны, которые он недавно получил.
Райс всегда был один, но он внушал себе, что это вовсе не означает, что он одинок. Реддинг никогда не позволял идее одиночества овладеть сознанием из-за ужаса, каким она могла пропитать все его существо. У него не было верных надежных друзей. Дружеской взаимопомощи он противопоставлял принцип «полагаюсь только на себя». Так он оберегал себя от предательства.
— Райс! — голос Сюзанны прервал его размышления. Он неохотно повернулся навстречу ее любопытству.
— Я спрашивала вас о семье.
Реддинг окинул ее взглядом с головы до ног. Женщина вздрогнула и поежилась: пустота его глаз удержала ее от расспросов.
Райс хотел успокоиться, но не знал, как. Сейчас он был слишком незащищен, но привычка скрывать чувства стала частью натуры. Реддинг развернул лошадь и пустил ее на вершину холма, откуда он мог оглядеть окрестности. Всюду царило мертвое спокойствие, как будто все живые существа, испугавшись, покинули это место. Воздух был пропитан насилием, преступлением, бедой и грехом. Но эти абстрактные понятия были созданы низкими устремлениями людей. Опустошение было результатом примитивной зависти, темных проявлений человеческой натуры, которые он замечал везде. Раньше бы это не потрясло Реддинга, как сейчас. За время путешествия через покалеченную войной страну он видел бездну разрушений, крови, злобы. Покинутые и разграбленные дома. Выгоревшие поля. Ненависть. Горе. Одиночество.
Как ни странно, страшные воспоминания подействовали на его сознание только сейчас. Реддинг убеждал себя, что он был сторонним наблюдателем и никем больше. Зрителем, каким он был всегда. Человеком, который извлекает выгоду для себя, откуда только возможно.
