— Почему? — повторила она мягко, но настойчиво.
Реддинг скрипнул зубами. Должно быть, пришел час сказать ей правду и увидеть, как нежность сменится брезгливостью в ее глазах.
Все еще держа Райса за руку, Сюзанна опустилась на пол, мягко понуждая его сделать то же, хотя он противился, осторожно высвобождаясь от нее. Он не хотел сейчас заниматься любовью. Не сейчас. Но прикосновение ее рук было таким теплым… таким нежным и обещающим… Она не просто держала его руку, эта коварная, обольстительная женщина проникла внутрь его и сладко-мучительно скребла острым коготком его чрево. После часов томительного ожидания он не мог отпустить ее просто так. И лечь с ней не мог. Надо подождать хотя бы несколько минут. И все будет в порядке.
Лошади беспокойно перебирали ногами в стойлах. Сюзанна знала, что ей надо побеспокоиться о жеребце, но не было ничего важнее наступающего события. Вес и Эрин знали, что она задержится в конюшне. Брат сообщил ей, что Райс там, что он волнуется, и она предупредила Веса, что должна поговорить с Реддингом. Вес оглянулся на Эрин и, заметив ее одобрительный кивок, согласился.
Но Райс находился в странной растерянности, в нем не было мощной мужской энергии.
— Почему? — снова и снова повторяла Сюзанна. — Почему я не могу любить вас?
Реддинг съежился и как бы подобрался.
— Я уже говорил вам, что я сын лорда. Может, это правда, а может и нет. Так говорила мне мать, но не думаю, что она знала это точно. Она была… знаете ли… проституткой… в небольшой грязной гостинице в Уэльсе, — голос Райса дрожал и срывался. В словах и тоне была агонизирующая искренность. — Мать не уставала рассказывать мне, как пыталась избавиться от меня еще до моего рождения… Она говорила, что я дьявол или семя дьявола, потому и выжил.
Сюзанна почувствовала себя полубольной. Женщина не подозревала, что мать может так заставить страдать собственное дитя. Как ни старался Райс сделать свой рассказ бесстрастным, детский стыд слышался в его голосе.
Сюзанна боялась промолвить хоть слово. Боялась, что Реддинг отвергнет ее жалость, как он отвергал любое слово сострадания, участия, заботы. Сейчас она начинала понимать, почему.
Райс помедлил. Он был готов к тому, что Сюзанна уйдет, не дослушав его исповеди до конца. Так поступили бы многие женщины, узнай они о его низком происхождении. Когда Реддинг убедился, что Сюзанна не тронется с места, он продолжил рассказ, стараясь заставить ее понять, что она не должна любить такого человека, как он. Разгадкой всех его загадочных поступков было одиночество.
— Мать умерла, когда мне было семь, — печально вел рассказ Реддинг. — Я недолго оплакивал ее, скорее, ее смерть я принял с облегчением. Больше никто не будет бить или травить меня. Хозяин гостиницы не прогнал меня, но обращался едва ли лучше, чем с рабом. Я ухаживал за лошадьми, подавал еду мужчинам и женщинам, слишком занятым, чтобы спуститься поужинать вниз. Однажды, — продолжал Реддинг, — я не слишком быстро вывел коня для одного из гостей, лорда. Хозяин испробовал свой хлыст на мне, и тогда я поклялся, что ни один человек не останется в живых, если посмеет ударить меня. Не уцелел ни один из тех, кто попробовал. До поры до времени таскает ноги Харди… Понимаете, любовь моя? Так что я остался только для того, чтобы выполнить свою клятву. В одиночку… Это моя месть.
Сюзанна этого не слышала. Она была еще с маленьким мальчиком. Каким образом сын проститутки приобрел великосветские манеры, речь, свойственную высшему кругу, получил образование?
— Что же произошло с этим мальчиком дальше? — нетерпеливо спросила женщина.
— Он сбежал и стал вором, — без всякого лукавства ответил Райс. — Школу жизни он проходил на улицах Лондона. Если не украдешь, то умрешь с голоду, и я крал. Я был мастером своего дела, непревзойденным карманным воришкой. За пенни я мог бы продать душу дьяволу. Воры не имеют друзей. Если вдруг тебе в голову придет обзавестись другом, на другое утро тебя могут найти с перерезанным горлом из-за того немногого, чем твой новоявленный друг решил поживиться. Убийцы не ведают привязанностей и симпатий. Очень быстро привыкаешь не доверять никому.
