— Они могут думать, что им угодно, — ответила Сюзанна, утаив, что за яблоки ей пришлось отдать ожерелье их матери. Сейчас в Ричмонде драгоценности ничего не стоили, но зеленщик заметил и похвалил ожерелье, а Сюзанна подумала, что яблоки могли бы поднять Весу настроение. Ради этого она бы не пожалела ничего. Ожерелье — только вещица. А Вес — единственный близкий ей человек, оставшийся в живых. Она бы и душу отдала, лишь бы увидеть подобие прежнего Веса, которого она обожала. Неожиданно он улыбнулся.
— Моя изворотливая маленькая сестричка.
Вес взял кусочек яблока, и стало ясно, что он наслаждается нежным, изысканным вкусом плода.
Потом Сюзанна порезала остальные яблоки на кусочки и пошла вдоль коек угощать раненых. Райс получил свой кусочек последним. Как и вчера, она была смущена, когда пальцы их рук соприкоснулись, взгляды встретились, но она не убежала.
— Спасибо, — прошептала женщина. Райс медленно покачал головой, проклиная всех и вся, но она не отводила испытующих глаз.
— Это не я.
— Нет, это вы, — она нагнулась и поцеловала его в лоб. Райс ощутил пылающий огонь в том месте, где ее губы коснулись кожи, а потом жар перекинулся на все тело. Он едва удержался, чтобы не притянуть и не прижать ее к себе. Взаимопритяжение их тел было так велико, что он почти чувствовал, как искры пробегают между ними. Он видел, как дрожали пальцы женщины, когда она передавала ему дольку яблока. Затем Сюзанна быстро отошла, как будто почувствовала — и испугалась — что огонь, вспыхнувший между ними, был огнем желания. Она прошлась по рядам коек, перемолвилась словечком с каждым офицером, спросила, не надо ли помочь — написать письмо или принести воды.
Райс наблюдал за ее грациозными движениями, вслушивался в звуки нежного голоса и вдруг вспомнил резкие слова, которые она бросила брату вчера. Действительно, странное сочетание нежности и силы. Шелк и сталь. Опасно как сто чертей.
Реддинг прикрыл глаза и не открывал их, пока она не ушла.
Грязные кирпичные стены тюрьмы Либби день и ночь содрогались от шума. Для узников тюрьмы звуки канонады были сладостны. Они означали, что янки наступали, все теснее окружая город.
Райс подобной эйфории не испытывал. Наступление не сулило ему ничего хорошего, наоборот, могло раскрыться, что он, гражданское лицо, убил офицера североамериканской армии. В первые дни пребывания в госпитале, будучи в состоянии бреда, он, вероятно, назвал свое настоящее имя. Очевидно, ему не придется долго ждать, чтобы обнаружилось, что в рядах североамериканской армии нет такого офицера — Райса Реддинга. У них, наверное, уже напечатаны плакаты, где имя Райс Реддинг значится под заголовком «разыскивается».
И кое-что еще. Он наслаждался встречами с Сюзанной Фэллон. Ее визиты примиряли его с угрюмыми конвоирами, скудостью стола, отсутствием воды и наличием грязи. С несвободой.
До настоящего момента свобода не была особенно важна. Райс не мог никуда деться, даже если бы захотел. Он был просто-напросто слишком слаб. Прошло всего несколько дней, как рана Реддинга начала заживать после тяжелого нагноения, и он знал, что своим излечением обязан примочкам, которые ставила Сюзанна. Но рана еще кровоточила и болела. Инфекция проникла глубоко внутрь.
Сюзанна не только лечила, она ухаживала за ним. На следующий день после того как Вес прошелся на костылях, она побрила брата, а затем, обернувшись к нему, с улыбкой смущения спросила, не хочет ли он быть следующим клиентом.
Райс ощупал свое лицо. Черт подери! Он весь зарос щетиной! Должно быть, он выглядит как сам дьявол. Реддинг не был уверен, что он уже достаточно силен, чтобы побриться самостоятельно. Он долго колебался, прежде чем согласиться. Конечно было бы чертовски приятно вновь почувствовать себя чистым и гладко выбритым, но он даже не подозревал, в какое волнение приведут его прикосновения ее пальцев. Сюзанна взяла горячую салфетку, но долго не решалась приложить ее к лицу майора прежде, чем намылить ему щеки. Прикосновения ее пальцев вызывали у него горячую, нервную дрожь, которая начиналась в том месте, к которому она притрагивалась, а заканчивалась в паху. Райс чувствовал легкие похлопывания, но не был уверен, что он действительно хочет, чтобы она продолжала.