Худук аж зубами заскрипел, представив на минуту, как теряет тех, кто делил с ним кров, еду, прикрывал спину, с кем он пережил немало волнительных и опасных событий, в конце концов, кто был его боевым товарищем. Представив только на мгновение, как они с троллем остаются одни во враждебном по отношению к «тёмным» обществе (к слову сказать, на землях «тёмных» их тоже вряд ли ждали с распростёртыми объятьями и откупоренными бочками пива), как когда-то до встречи с наёмниками, его пробила крупная дрожь. То чувство одиночества и постоянной беззащитности перед окружающим, казалось, пропитало его, словно вонь долго ношенной одежды и немытого тела. Это было ужасно. И неважно, что, несмотря на маленький рост и комичные с точки зрения людей черты лица, внешне он выглядел уверенным и достаточно опасным, чтобы боялись его задевать различные переростки. Он совсем не хотел возвращать то непростое время, не взирая на то, что малыш Рохля вырос и стал в три раза выше и в два раза шире. Просто он уже отвык чувствовать себя загнанным зверем, и вновь вспоминать те ощущения не имел ни малейшего желания. За годы скитаний, даже с учётом порой очень опасных заданий, в компании товарищей ему было спокойней.
— Ма-а-ма, дрожишь, жрать охота?
Худук вздрогнул от неожиданно пророкотавшего над головой голоса.
— Тьфу ты, дракон переросток! — в сердцах воскликнул гоблин, привлекая недовольные взгляды людей, с трудом унимая зачастившее сердце.
Расслабился, как есть расслабился. Если вон рыжий дылда подкрался незаметно. К нему, гоблину, народ которого считается поставщиком лучших разведчиков!
— Ты тише умеешь говорить, чудо безразмерное? — проворчал по привычке, с удовольствием лицезрея обнажённые пластины крепкого живота, нависшие над ним. Словно гранитные плиты, — подумалось в восхищении.
Пришлось задрать голову, чтобы встретиться с маленькими глазками на несимметрично небольшой рыжей голове. В них светилась забота, и Худук ощутил, как внутри растекается тепло, растапливая ледяную пружину переживаний.
— Это ра-а-зве громко-о, жрать охота? — искренне удивился Рохля. Хотя по постоянной присказке его так и следовало назвать: Жратьохота.
Действительно, он был столь прожорлив, утроба так бездонна, что даже на спор Худук не стал бы выяснять её примерные размеры, ибо была велика вероятность разориться на одних только продуктах. Что поделать: молодой растущий организм.
— Малыш, где твой шлем? — чересчур ласково поинтересовался гоблин, хватая ладонью за указательный палец тролля и подтягивая его к себе.
Неловко склоняясь к Худуку, Рохля умудрился ещё и виновато потупиться. Получив крепкий, но, честно говоря, для тролля Закатных гор едва заметный подзатыльник (не зря говорят, что кожа и кости снежного тролля могут поспорить крепостью с чёрным дубом), он выпрямился и обиженно насупился.
— Ну-ну, — усмехнулся гоблин, — не надо делать вид, будто я тебя лишил бочонка пива.
Нужно сказать, что этот напиток большой «тёмный» очень уважал и при должном настроении мог запросто разорить небольшой (по размерам подвала) трактир, зайдя в него по-дружески и без денег. И то сказать, не всякому достанет смелости такому здоровяку напомнить о том, что за всё нужно платить. К тому же внушительную стать и пудовые кулаки дополняли трёхсантиметровые клыки, нежно прижимающие верхнюю губу и… нехорошая, вполне реальная слава «тёмных».
— Мне неудобно — о, — протянул рыжий жалобно, старательно понижая голос, что выходило у него с переменным успехом.
— Не вредничай, малыш, — строго сказал Худук, уперев руки в бока, что в сползшей безразмерной кофте, выглядело скорее комично, нежели грозно. — Неудобно, это когда ты мечом получаешь по голове и тебе нарушают причёску или того хуже, отрезают ухо. И когда через раз ты станешь слышать, что тебя зовут к столу, вот тогда и поймёшь, что старших надо слушаться — они зла тебе не желают… Но будет поздно, потому что полезных советов ты будешь слышать в два раза меньше…
— Не на-а-до ухо-о, — испуганно протянул тролль.
Несколько мгновений Худук раскачивался с пяток на носки, довольный произведённым эффектом. Вот, что значит воспитательный момент! Это при том, что Рохлю напугать практически невозможно. Да он просто не знает, что такое страх!
