А тут грянула война с Финляндией. Взрослые забеспокоились – кого возьмут в армию. Но на этот раз обошлось, справились регулярные войска.
Только чуть потеплело в марте, как на стройке вновь закипела работа. Усадьба должна быть готова этим летом. Мама готовила обеды работникам. В нерабочее время папа постоянно был на стройке, и даже ночевал в уже построенном амбаре. Этим летом я тоже стал ходить на стройку. В мою обязанность входила уборка мусора: стружки, щепы, остатков пиломатериалов. Всё это складывалось мной в порядке под верандой первого этажа амбара и годилось для разжигания огня в русской печи и тагане – подставке для котла, используемой при приготовлении пищи на открытом огне. Также при необходимости я подносил и подавал работникам инструмент или лёгкие стройматериалы. При мне укладывали стены дома. Теплоизоляционным материалом служил мох, который собирали в лесистых низинах и уже около стройки высушивали. Клали ряд брёвен, на них укладывали мох и снова ряд брёвен. Мох мне тоже приходилось подавать, благо он не тяжёлый. В то же время пилили доски для крыши вышеописанным методом.
Дом выстроили к июлю месяцу. А мы полностью переехали в него в августе. Он был где-то 36 квадратных метров, по сути – это большая комната, в которой справа выложена из кирпича русская печь, слева – двуспальная деревянная родительская кровать; в переднем углу вдоль стен – лавки и стол, божница с иконой и посреди передней стены ходики (часы). Одно окно было против ограды, а два других смотрели на улицу. Рядом с домом росла черёмуха.
Амбар, который находился за домом, выглядел по сравнению с ним грандиозным строением. Он был выше, шире и длиннее дома. Между домом и амбаром построили сени, довольно просторные, где имелась лавка во всю их длину и полочка, где находилась домашняя утварь. В торце было отдельное помещение – туалет. Хлев (помещение для домашних животных) был высок и просторен. Внутри него сделали два небольших утеплённых помещения: одно для овец, другое для кур.
Наступило 1 сентября. Я пошёл в первый класс. Школа находилась в селе Архангельском – русскоязычном, с действующей Православной церковью, магазином, больницей, сельсоветом и почтой. Школа состояла из трёх отдельных строений, удалённых друг от друга на довольно приличное расстояние. Первое помещение находилось на главной улице, это была большая классная комната примерно на 15 парт, то есть на 30 первоклашек. Дом, в котором я начал учиться грамоте, примыкал к большой церковной площади в Архангельском. Вблизи церкви не было ни одного строения. Школа, больница, почта, правление колхоза, сельсовет, магазин находились на почтительном расстоянии (сто и более метров) от церкви. Второе школьное здание состояло из трёх классов и тоже примыкало к площади. В нём учились вторые-четвёртые классы. И последнее школьное строение было двухэтажным – для пятых-седьмых классов.
Первой моей учительницей была Фёдорова Екатерина Ивановна, светловолосая девушка, какая-то наша родня. Папа её знал хорошо, хотя жила она не в нашей деревне, а в Архангельском. Она была осведомлена отцом о моей леворукости, следила за мной и не давала никаких поблажек.
За парты нас рассадила учительница, почти всех мальчиков с девочками. Моей соседкой оказалась девочка, которая мне не очень нравилась. Я её иногда за косички дёргал. А напротив нас, в другом ряду сидела красивая и нарядная девочка – звали её Глафира Перьмякова. Рядом с ней посадили переростка (года на три старше нас), хулиганистого прогульщика. На нас он смотрел свысока, обзывал шантрапой. Но когда его место пустовало за партой (что было частенько), то на него претендовали другие мальчишки – и я в их числе – кому нравилась «хозяйка». Иногда удавалось посидеть рядом с ней, иной раз меня другие опережали. На перемене, когда мы бегали на улице, я старался оказаться рядом с Глафирой, поиграть с ней. Это был первый мой интерес к противоположному полу.
Добираться до школы, особенно нам, малышам, было ой как непросто. От нашей деревни до села Архангельское пять километров. Местность пересечённая, из деревни идёшь вниз к реке Сепыч, там по узкой плотине, по которой даже конные повозки не ездят. Дальше где-то полкилометра смешанный лес, переходящий постепенно в настоящий хвойный – ель и пихта. Лес густой и в нём даже ясным днём почти полумрак. В лесу прорублена узкая просека. Пешеходная дорога постоянно влажная, изобилует спусками и подъёмами, а в низинах держится болотная жижа. Но там набросаны брёвнышки, по которым мы и преодолевали препятствия.
