До недавнего времени – потому как теперь, после орбитальных бомбардировок, жизни там больше нет. Теперь это пыльного цвета планетоид, лишенный атмосферы и воды в жидком виде. Мертвый, никому не нужный мир.
Доктор Виллар порывался даже снимки убитой планеты показать. Он вообще с каким-то нездоровым ажиотажем рассказывал о гибели целого обитаемого мира в пламени плазменных зарядов. Будь у ученого глаза, наверняка они горели бы лихорадочным блеском.
Я отказался. Для меня многовековой криосон продолжался всего несколько мгновений, и из памяти еще не успела стереться картинка удивительного, плывущего сквозь мрак космоса сокровища – лазурного шара живой, полной жизни планеты.
- Фантастика, - выдохнул тогда Мартин. – Потрясающе.
- Красивая, - протянула Машенька. – На Землю похожа... Надо бы ее как-то назвать. А!? Капитан?! Имеем же мы право дать ей имя?
- Конечно, имеем, - убежденно заявил я. – Хотя бы уже по праву первооткрывателей. Есть предложения?
- Давайте назовем Марией, - улыбнулся Мартин. Я не видел – его ложемент был сбоку, а шлем скафандра особенно большим обзором похвастать не мог. И, тем не менее, был уверен, что немец улыбается. У меня и у самого губы непроизвольно растягивались от уха до уха, при виде находки.
- Да ну что ты, - вскричала Машенька. – Какая еще Мария?! Имя должно быть достойно первой открытой человечеством ксенопланеты. Живой планеты, ребята! Живой! Вы понимаете?!
Мы понимали. Как понимали и то, что сведения о нашей находке достигнут Земли только через двести с лишним лет. Двести восемнадцать, если быть точным... И то, что вернуться, как это предполагалось условиями эксперимента, мы не можем – подпространственный переход сожрал казавшиеся вечными плутониевые стержни в реакторе. То есть и лично рассказать землянам об обнаружении этакого чуда, тоже не получится. Нам оставалось лишь поудобнее устроиться в опостылевших ложементах, и, включив ту самую пресловутую криокапсулу, невесть сколько дожидаться спасателей.
-Назовем ее Надеждой, - предложил я. И ни кто не стал спорить. Система жизнеобеспечения, лишенная энергии, доживала последние минуты. Пора было нажимать кнопку, отправляться навстречу ледяным снам, и мы все надеялись еще увидеть голубой шар Надежды. Потом, когда нас спасут...
И все тянули и тянули время, вглядываясь в причудливые завихрения циклонов и в замысловатую береговую линию неведомых материков, и в фиолетовую глубину безымянных океанов.
Ирония Судьбы! Теперь, после смерти, этот мир таки обрел настоящее, данное ему первооткрывателями, имя. То`Чуун – Скрытая Надежда. Опустошенная до покрытого пылью каменного основания родина джалайнов, одного из семи племен умматаров. Звездный тупик, надгробный камень на кладбище целого народа, сотню с лишним лет назад посмевшего взбунтоваться против своих поработителей. И это вовсе не оборот речи! Умматары действительно пребывали в рабстве. Да и не только они...
Огромная, и, по словам доктора, самая могучая в обитаемом космосе, теократическая и рабовладельческая империя Акбарр жестоко наказала повстанцев, но начало уже было положено. Остальные племена умматаров успели объединиться, найти союзника – Федерацию Окситэ, и все-таки сбросить рабское ярмо.
А потом даже и атаковать империю, в попытке отбить прах сгоревших в плазме братьев. И тогда в этой системе состоялась звездная битва. Колоссальнейшая из когда-либо случавшихся в человеческом ареале обитания. Не сотни и не тысячи – обломки десятков тысяч звездолетов каждой из сторон нашли свое пристанище в гигантском, единственном в своем роде, рукотворном поясе астероидов. Триллионы тонн мертвого металла и пластика и сотни тысяч промороженных Космосом трупов – достойная траурная рамка для мира, на котором в пар и пепел превратилось более пятисот миллионов человек!
Что там зверства фашистов?! Холокост и концлагеря с газовыми камерами? Виллар утверждал, что ни один человек, ни один офицер или ландлорд Империи так и не был осужден или как-либо наказан за полное уничтожение Джалайн Прайм. Больше того! Как оказалось, умматары не единственный народ, когда-то низведенный Акбаррами до положения рабов. Есть еще ни-такки и эльгарийцы, теперь уже и не мечтающие о свободе.
